«Скажи мне, друг мой, скажи мне, друг мой <…> Сидеть бы тебе во все дни твои и плакать». Этот отрывок в переводе И. М. Дьяконова (Эпос о Гильгамеше, с. 85–86) звучит так:

Я в конце концов написал весь этот песенный диалог. См. выше, с. 756, коммент. к с. 494.

«Друг мой, тело мое, которого ты касался <…> Как старое платье, едят его черви». Перевод И. М. Дьяконова (Эпос о Гильгамеше, с. 86).

…еще и первую таблицу «Эпоса»… См.: Свидетельство I, с. 855, коммент. к с. 566.

…возникла большая симфония. Симфоническая ода «Неотвратимое».

Трубные сигналы, пригрезившиеся мне на мостовой Копенгагена… См.: Свидетельство I, с. 751.

В Уррланде я однажды лежал на мостках, над водой, и чувствовал гальку на речном дне, крошечных юных лососей, собственные внутренности, ценность моей меланхоличной юности. См.: Свидетельство I, с. 469–472.

Ноты. Ноты к XII таблице «Эпоса о Гильгамеше». Цитата из композиции, сочиненной самим Янном в 1924 году (см. выше, с. 756, коммент. к с. 494, и с. 705–706, коммент к с. 55: «Перрудья»).

Я мог бы совершить странствие к Утнапишти… Утнапишти — персонаж «Эпоса о Гильгамеше» (XI таблица): человек, который некогда спас людей от потопа, и за это боги даровали ему вечную жизнь, позволив жить на острове «при устье рек», на краю мира.

Потому что обнаружил, всего в пяти или шести метрах от двери, мертвую косулю. Этому прекрасному животному кто-то, четырьмя острыми зубами, перекусил на шее сонные артерии. Робкая косуля — в сказках и мифологии — является, так же как и олень, животным Госпожи Holle, или Хель (см. о ней: Свидетельство I, с. 799, коммент. к с. 195), и часто заманивает героев в глубь леса, в зону потустороннего мира. Она символизирует инстинктивные силы, ранимость, отсутствие агрессивности, бессознательное. Косуля также воплощает детский, невинный, девический аспект триединой богини. Поскольку само слово «косуля» (das Reh) произошло от корня, первоначально означавшего «пятнистый», в романе Янна она может ассоциироваться с Оливой (см. выше, с. 773, коммент. к с. 591).

Однажды за ним уже тянулся след из мертвых животных. См.: Свидетельство II, с. 433.

Мертвую косулю я завтра похороню. Я должен считаться с тем, что и мой конец может оказаться столь же внезапным. Я хочу еще сегодня составить завещание. Обнаружение мертвой косули — именно то событие, которое заставляет Хорна осознать непосредственную близость собственной смерти и попытаться в этот момент добиться осуществления своей последней воли.

В конце концов, деньги, которыми я владею, мне не принадлежат. Мы их как бы взяли взаймы, Тутайн и я: потому что не вынесли бы бедности, обычной бедности. <…> Я должен когда-то эти деньги отдать. Янна всегда очень беспокоило положение писателя в современном обществе. 3 июля 1951 года он делает в дневнике запись о разговоре с коллегой по поводу того, что «культурная политика Федеративной Германии обрекает творческих людей на вымирание» (Späte Prosa, S. 324–325):

Чуть раньше, 1 июля того же года, он описал в дневнике свой разговор с приемным сыном, Юнгве Треде (там же, с. 320):

Поэтому своим персонажам, над которыми он хочет произвести чистый эксперимент, Янн дает возможность пользоваться неким сказочным, неизвестно как попавшим в их руки, сокровищем. Это касается и Перрудьи, и Хорна.

…Сатану, или Сёрена, то наделенное сознанием существо с лицом козла и лошадиными копытами, что скрывается за Мирозданием и несет ответственность за все мерзости. Сёрен — в Дании эвфемизм, обозначающий дьявола. Подобную точку зрения ранее уже высказывали норвежский пастор («Пастор Рад никогда не верил во всемогущество Бога, а только в неизмеримое коварство дьявола»: Свидетельство I, с. 425) и Фалтин («Всё в целом — государство дьявола, а Бог сидит в зарешеченной камере и в лучшем случае, если нет тумана, может выглянуть из окна»: там же, с. 756).