Позже Косарь предстает как амбивалентное божество смерти и жизни, цитирует (применительно к себе) строки из вавилонской «молитвы к Лунному богу» (Деревянный корабль, с. 261 и коммент. на с. 303).

В романе «Это настигнет каждого» в грезах Матье появляется персонаж, похожий на Аякса: матрос Лейф (древнескандинавск. Наследник, Потомок), он же ангел смерти Аббадона, который пытается склонить Матье к растительному существованию, заставить его забыть о прежнем друге, о творчестве, о своем прошлом (Это настигнет каждого, с. 295–297; подчеркивание мое. — Т. Б.):

Внешний вид и Аякса, и Лейфа соответствует тому, что говорится в апокрифической первой книге Еноха (2, 8) о падшем ангеле Азазеле (цитирую по: Махов, с. 315): «Азазель <…> научил людей делать мечи, ножи, щиты, доспехи и зеркала; он научил их изготовлять браслеты и украшения, искусству красить брови, украшать себя драгоценными камнями и пользоваться всеми видами краски, так что люди развратились…»

Красный — «второй по значимости цвет дьявола, цвет крови и огня… <…> Таков цвет языков адского пламени — но и „красного дракона“, упомянутого в Апокалипсисе (Откр. 12, 3); в тексте Вульгаты этот цвет определен как rufus — ярко-красный, рыжий. Эта „рыжесть“ дьявола, однако, воспринималась, видимо, не как яркий цвет, но скорее как более бледный цвет по сравнению с насыщенным, кроваво-красным» (Махов, с. 361–362).

Судьба «башни ахейцев»… «Башня ахейцев» — неточная аллюзия на «Илиаду» Гомера (Илиада VII, 219), где говорится: «Быстро Аякс подходил, пред собою несущий, как башню, / Медяный щит семикожный».

— Фон Ухри, — ответил. — Аякс фон Ухри. Ухри (Uchri) — один из вариантов названия западнославянского племени (другие названия: ýкры, укрáны, укря́не, Ukranen, Ukrer, Ukri, Vukraner); люди эти жили с VI до XII века на побережьях реки Укер (Ucker), в междуречье Эльбы и Зале и выше до Щецинской лагуны, — в тех районах Померании и Прусской Германии, которые сегодня носят наименование Уккермарк (на северо-востоке современной земли Бранденбург и, частично, земли Мекленбург-Передняя Померания). Получается, таким образом, что в лице Аякса фон Ухри мы имеем дело с «северным» Аяксом, ведущим свое происхождение из Северной Германии, — что сближает его с самим Янном, чья мать происходила из Мекленбурга (и эта ее родина подробно описывается в предшествующей главе романа, «5 июля», как родина матери Хорна).

Во всяком случае, отец мне ничего не оставил — кроме пропитанной льняным маслом биты для какой-то мексиканской игры в мяч. Я очень гордился этой дубинкой. Игра в мяч (иногда — с использованием бит) была важнейшим ритуальным действом, распространенным во всей доколумбовой Мезоамерике. Она основывалась на мифе о борьбе божественных близнецов с богами подземного мира. Победив богов смерти в игре в мяч, братья превращаются в Солнце и Луну. Наряду с парой близнецов в мифе майя-кекчи фигурирует и третий, младший брат. Его можно соотнести с известным по материалам иконографии богом кукурузы. Игра (в мифе и в ритуале) заканчивалась убийством проигравших игроков (или капитана проигравшей команды) у мирового дерева в «Месте жертвоприношений при игре в мяч». Богиня Луны могла выступать как главная покровительница этой игры. А. А. Бородатова в статье «Игра в мяч как путь в пещеру предков» пишет (Игра в мяч, с. 139, 148):

Упоминание «биты» предвосхищает эпизод убийства Хорна Аяксом в конце романа (и, может быть, намекает на связь Аякса с древнейшими божествами).

…crescendo. Нарастание (итал.).

У него был план. Ср. слова Густава Аниаса Хорна, которыми заканчивается глава «Ноябрь» в первой части «Свидетельства»: «У меня есть план» (Свидетельство I, с. 33).

…ликером Cordial Médoc… Этот же ликер упоминается в «Деревянном корабле», где кок Пауль Клык называет его «дистиллированными хмельными слезами» (Деревянный корабль, с. 71 и 459), и в первой части «Свидетельства», где Тутайн и Хорн пьют его после ночи «исступления» (Свидетельство I, с. 721).

Куст синеголовника… Растение, похожее на чертополох.

Строфа, воспевающая смерть, капала со звезд. СВЕТ БЕЛОЙ ЛУНЫ ПАДАЕТ НА ДОРОГУ. ОН КАК СНЕГ —. Это стихотворение Ли Бо, состоящее всего из трех строк («Свет белой луны падает на дорогу. Он как снег. Я думаю о родине») Янн цитирует в статье «Одиночество поэзии» в числе немногих приводимых им лучших образцов древнего поэтического искусства (Werke und Tagebücher VII, S. 55).

О ночах темных, грозовых, когда я порой, как сейчас, имел спутника: мою тень, моего Противника, голос Тутайна. С эпизода такого рода начинается «Свидетельство» Хорна (глава «Ноябрь», Свидетельство I, с. 19):

Теперь буря подскочила ко мне сбоку. Наклонилась к лицу. Хлестнула по щеке так, что та вспыхнула холодным огнем. <…> Я остановился и признался своей испуганной душе, что, собственно, обратился в бегство. Сколько-то времени назад я впал в странное состояние неосознанного думания. И на последнем отрезке пути спорил с Чужаком из гостиницы. Он до недавнего времени оставался частью медного дребезжания грома на краю моего одиночества, как мой — превосходящий меня силой — оппонент.