HE СКАЖУ Я, ДРУГ МОЙ, НЕ СКАЖУ Я, ДРУГ МОЙ; КОЛЬ ТЕБЕ 0 ПОРЯДКЕ НИЖНЕМИРЬЯ, КОТОРЫЙ Я ВИДЕЛ, СКАЗАЛ БЫ, СИДЕТЬ БЫ ТЕБЕ ВО ВСЕ ДНИ ТВОИ И ПЛАКАТЬ. Слегка измененная цитата из «Эпоса о Гильгамеше». В переводе И. М. Дьяконова она звучит так: «Не скажу я, друг мой, не скажу я, друг мой, / Если б закон Земли, что я видел, сказал я — / Сидеть тебе и плакать!» (Эпос о Гильгамеше, с. 86).
114
<b>Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 219.</b>
ДРУГ МОЙ, ТЕЛО МОЕ, КОТОРОГО ТЫ КАСАЛСЯ, ВЕСЕЛИЛ СВОЕ СЕРДЦЕ, — КАК СТАРОЕ ПЛАТЬЕ, ЕДЯТ ЕГО ЧЕРВИ! Цитата из «Эпоса о Гильгамеше» (там же, с. 86).
115
<b>Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 220–221.</b>
Как не впасть моим щекам <…> Чтобы не встать во веки веков? Цитата из «Эпоса о Гильгамеше»; места, отличающиеся от перевода И. М. Дьяконова, выделены курсивом (там же, с. 69–70).
116
<b>Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 221.</b>
ТЕМНОТА ГУСТА, НЕ ВИДНО СВЕТА, НИ ВПЕРЕД, НИ НАЗАД НЕЛЬЗЯ ЕМУ ВИДЕТЬ. Цитата из «Эпоса о Гильгамеше» (Эпос о Гильгамеше, с. 60).
117
<b>Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 221.</b>
Vivace… Быстро, живо (итал.).
118
<b>Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 222.</b>
Она рассчитана на целый вечер; таково было изначально поставленное мне условие. Письмо, где Янн уподобляет симфонию своему роману (ссылаясь на эту фразу), процитировано в: Свидетельство I, с. 887, коммент. к с. 751.
119
<b>Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 222.</b>
…что ожидал от одновременности элементов чего-то такого, что можно передать только путем их последовательного расположения… Этот музыкальный прием связан с представлением Хорна (и Янна) о времени как об одновременности прошлого и будущего. В письме к Маргрит и Карлу Мумм от 23 декабря 1942 года Янн объяснял эту свою концепцию так (Briefe II, S. 117; курсив мой. — Т. Б.):
Более чем когда-либо я размышляю сейчас о том, как мы должны представлять себе временнóе измерение. Физика нам тут совершенно не помогает. Время — это величина, в которой оказывается погребенной наша так называемая свободная воля. У нас нет выбора, стареть или оставаться молодыми, — это понимает каждый; но мы даже не обладаем силой решения, необходимой, чтобы, скажем, сделать выбор между двумя жизненными путями. Мы лишь иногда предвосхищаем, наперед, — и После дает нам подтверждение этого, — что пространство, предусмотренное для нас, с самого начала не подлежало изменениям. Мы даже не можем хотеть быть другими, чем мы есть. Во времени звезд, добирающемся до нас, наше время обращается вспять. Объективное время, не распадающееся на Прошлое и Будущее (Настоящего, строго говоря, не существует), очевидно, содержит нашу судьбу, со всеми ее не поддающимися изменению деталями, и наше тело вновь и вновь становится жестом действия для событий, которые изначально были для него предусмотрены. Учитывая все это, трудно верить в какой-то принцип — скажем, божественный или гармоникальный. Судьба становится просто измерением — таким же, как пространство. Композитора, который сегодня пишет какую-то композицию, тем самым привнося в мир что-то новое, и вчера и вообще всегда можно было понять исходя из этой композиции, которую он напишет только в определенный временной момент своей жизни. После его смерти (например) все это станет для нас почти понятным, как целостная история. Постараюсь яснее выразить свою мысль: явление призраков есть, возможно, лишь руина отошедшего в прошлое времени, снова выныривающая, подобно свету звезды, который, может быть, представляет собой результат события, имевшего место тысячу лет назад. Два последних отрезка «Реки» отчасти затерялись в такого рода рассуждениях. Последние два месяца жизни ее «героя», Аниаса Густава Хорна, настолько отчетливо определены временем, его временем, что ему являются, во плоти, привидения — обломки его прежней жизни. Он знает, что делает все неправильно; но он также знает, что все предостережения и все познания напрасны, ибо всякое Прежде является одним из звеньев, составляющих После: одно есть функция от другого. — Эти мысли очень затруднили для меня работу на завершающей стадии. Когда я писал «Деревянный корабль», я еще не знал, что явление судовладельца в трюме судна будет объяснено. Что оно поддается объяснению. Мне нужно было просто дождаться момента, когда решение само придет ко мне.
120
<b>Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 224.</b>
«Юнион Джек». Неофициальное название флага Великобритании.
121
<b>Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 225.</b>
Кастор. Считалось, что братья Диоскуры, по очереди, пребывают то на Олимпе, то в подземном царстве; это сказание связано с представлением о них как о богах рассвета и сумерек, причем один был утренней, другой — вечерней звездой. Изначально Кастор был смертным братом, Поллукс — бессмертным.
122
<b>Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 225.</b>
Мертвец. Мумия. Неподвижный белый человек. Мертвец — «одно из обличий дьявола, служащее зрительной метафорой его сущностного определения как князя смерти» (Махов, с. 249).
123
<b>Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 225.</b>
…фирмы «Берберри»… Британская компания, производитель одежды (главным образом плащей), преимущественно из ткани «шотландка», а также аксессуаров и парфюмерии класса люкс; основана в 1886 году Томасом Берберри.
124
<b>Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 206.</b>
Лицо нераспознаваемо: покрыто толстым слоем белой пудры или театрального грима. Ресницы позолочены, брови и губы небрежно подкрашены зеленым. Руки, в белых перчатках, не разглядеть. Ступни торчат строго перпендикулярно желтоватым брючинам: светло-красные остроносые ботинки будто надеты не на ноги, а на деревяшки. Ср. у Грейвса: «Священнослужительницы Белой Богини в древние времена, видимо, закрашивали лицо мелом, имитируя белый диск луны» (Белая Богиня, с. 562). Зеленый цвет губ и бровей может намекать на возрождение. Один из персонажей, связанных с кельтским праздником лугнасад, именуется, по-разному: «Зеленый человек», «Ивовый человек», «Человек зерна» или «Дух растений».
Аякс в момент своего появления имеет сходство с Косарем-Смертью, как он описан в «Новом „Любекском танце смерти“» (Деревянный корабль, с. 252):
Косарь носит серебряную маску-череп, которая на выпуклостях и по краям блестит, углубления же на ней — матовые, словно присыпанные серым пеплом. Он закутан в серую струящуюся пелену. Кисти рук и ступни — серебряные. У него патетические жесты, очень спокойные и величественные.
