375
<b>Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 590.</b>
У меня, конечно, есть какие-то мысли, как и у любого другого, и они наверняка очень наивны, как и у других людей; но я порой вижу образ этого мира, который не могу ни забыть, ни истолковать. Здесь важно противопоставление словесно оформленной мысли интуитивно воспринимаемому (и не поддающемуся рациональному толкованию) целостному зримому образу (ein Bild). Такие «зримые образы» реальности, образы-эмблемы, создавал, например, Р. М. Рильке в сборниках «Книга картин» (Das Buck der Bilder, 1902/1906), «Новые стихотворения» (1907), «Новых стихотворений вторая часть» (1908).
376
<b>Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 591.</b>
Ее лицо, обтянутое серой пятнистой кожей, поблескивает светлыми жемчужинками… Параллель к этому месту встречается в самом начале записей Хорна (Свидетельство I, с. 27): «Я шел между надгробными памятниками моего духа. Моя душа — от жажды — покрылась пятнами. Бессильная неуспокоенность…» В средневековых текстах человеческие души сопоставлялись с «каплями чистого света» (Махов, с. 130).
377
<b>Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 592.</b>
Лицо Оливы теперь выражало чистое, без теней, простодушие. Оно было круглым, жарко-пунцовым, совершенно лишенным морщин и горьких складочек. Конечно, в нем теперь проступило и самодовольное равнодушие, эта печать, которую Природа накладывает на всех беременных женщин… Персонажа, подобного Оливе, рассказчик из романа «Угрино и Инграбания» встречает в замке Угрино. Речь идет о женщине, с которой он зачинает детей — свои произведения, — но потом забывает об этом (Угрино и Инграбания, с. 432–433 и 370). Встреча описывается кратко, но по сути почти так же, как в «Свидетельстве» Хорна (Угрино и Инграбания, с. 110):
Я отвернулся от окна, прошел несколько шагов. И передо мной возникла стройная, бледная, удивительно красивая женщина: посмотрела на меня, протянула ко мне руки… Я рухнул перед ней на колени, поцеловал кончики ее туфель. Я ведь не знал, что еще сделать. Я никогда прежде ее не видел, не знал и ее имени, но это не имело значения. Она каким-то образом оказалась здесь, а понять это, как и другие вещи, было выше моих сил. Да и не все ли равно, перед кем ты бросаешься на колени; главное, что так или иначе нас можно принудить к молитве.
378
<b>Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 593.</b>
Такие осенние вечера — долгие. Неприветливая погода превращает освещенные комнаты в прекрасные острова, где часы протекают счастливо. Здесь происходит великое отречение от Вечности. Свет закапсулирован, то есть плавает в пределах замкнутого пространства, вдалеке от гавани Смерти… Имеются в виду, видимо, острова фантазии, наподобие острова Угрино. Первый вечер в замке Угрино Янн когда-то описывал так (Угрино и Инграбания, с. 82):
Я с радостью почувствовал, как тепло в этом помещении, и только теперь вспомнил, что снаружи холодно, что весной пока и не пахнет. <…> И опять во мне что-то всколыхнулось, как в могильном склепе… Все же за каждым окном есть надземное пространство… <…>
379
<b>Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 595.</b>
AEUIA. Олива пытается связать имя любимого, Аякса, со всеми гласными слова ALLELUIA («Аллилуйя»).
380
<b>Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 598.</b>
…земельного участка размером больше пятидесяти тонн… Датская старинная мера измерения пахотных площадей, тонна, равнялась 5516 кв. м.
381
<b>Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 606.</b>
Как делает Анкер Зонне (Anker Sonne), часовщик с Восточной улицы (Oststrafß)… Часовщика (в буквальном переводе) зовут Анкер Солнце; Анкер — спусковой механизм часов, получающий энергию от зубчатой шестерни.
382
<b>Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 607.</b>
Бессобытийный путь, который лишь по видимости ведет сквозь реальность… См.: Деревянный корабль, с. 494–495.
383
<b>Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 609.</b>
Моя память перевернулась и вытекла. Отсылка к преданию о «ночном путешествии» Мухаммада (см. выше, с. 761, коммент. к с. 510).
384
<b>Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 610.</b>
…протогиппус… Вымершая трехпалая лошадь.
385
<b>Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 611.</b>
Но постепенно из этого получился разговор между мною и другим «я». Одна сущность высказывала общепринятое мнение, другая ей возражала. Здесь описывается та же ситуация, которая открывает «Свидетельство» (встреча с Чужаком в гостинице: Свидетельство I, 9–22). Ср. интерпретацию подобной ситуации у Юнга (Душа и миф, с. 268–269; подчеркивание мое. — Т. Б.):
Для нас предпочтительнее всегда быть «Я» и ничем другим. Но мы оказываемся лицом к лицу с живущим в нас другим человеком,
<b>а друг он нам или враг, зависит от нас</b>.
Вовсе не обязательно быть душевнобольным, чтобы слышать его голос. Наоборот, это самая простая и естественная вещь. Например, можно задать себе вопрос, а на него ответит «он». Беседа далее может быть продолжена, как любой другой диалог. Это выглядит как простое «движение ассоциаций», или «разговор с самим собой», или как размышление — не зря древние алхимики называли своих собеседников aliquem alium internum (некий другой внутри). <…>
Бывают, конечно, ситуации, когда «другой» оказывается таким же однобоким, как и эго. Тем не менее конфликт между ними может указать путь к истине, но при условии, если «эго» способно признать другого личностью. Впрочем, этот другой так или иначе уже является личностью, подобной голосам душевнобольных, ведь собеседование становится возможным лишь тогда, когда эго признает существование партнера по дискуссии.
386
<b>Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 612.</b>
Он, собственно, прошел только теперь, как бы в первый раз, но в точности так, как это было когда-то: как если бы то, что я увидел сегодня, было оригиналам, а увиденное годы назад — воспоминанием; поэтому мне показалось, что время обратилось вспять. См. об этом эпизоде: Деревянный корабль, с. 474–475.
387
<b>Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 615.</b>
…и тот другой, когда я, за дверью кубрика на борту фрахтового парохода, услышал шаги судовладельца. См.: Свидетельство I, с. 51–52 и 55–56.
