Сам Люка буквально упивался направленным на него вниманием. Почему бы нет? Стройный, белокурый, загорелый, он напоминал самому себе юного языческого бога, который возник из ниоткуда и завоевал весь мир. Песни, которые он исполнял, никого не могли оставить равнодушным, к тому же Люка никогда не забывал и своих латиноамериканских корней, поэтому значительную часть его концертного репертуара составляли аранжировки традиционных мексиканских, аргентинских и бразильских ритмов. Свои песни он записывал на английском и на испанском, благодаря чему большинство из них становились мировыми хитами. Они нравились людям, поднимали им настроение, и за это слушатели – особенно в странах Латинской Америки – были готовы носить Люку на руках.

И носили бы, если бы он этого захотел.

Правда, многие по-прежнему связывали его имя с именем бывшей жены, однако Люка ничуть против этого не возражал, поскольку Шака в свое время действительно сделала для него очень много. Напротив, он всегда поддерживал ее как мог, благодаря чему Шака до сих пор пользовалась значительной популярностью.

Должно быть, именно поэтому Джероми начинал чувствовать себя третьим лишним каждый раз, когда ему случалось оказаться в их компании. Бесконечно раздражал его и тот факт, что журналы, газеты и популярные интернет-сайты очень редко писали о том, кто является нынешним партнером Люки. Они почти никогда не упоминали его имени, а зачастую даже удаляли Джероми со снимков, где были запечатлены Люка и Шака. Каждый раз, обнаруживая в прессе подобное фото, Джероми приходил в ярость. Почему, спрашивал он себя, Дэвиду Фернишу можно фотографироваться с Элтоном Джоном, а ему с Люкой – нет? И почему, черт побери, Дэвида знают все, а его – никто? А взять Эллен де Женир и Порцию де Росси – о них-то пресса никогда не пишет по отдельности, почему же к нему журналисты относятся столь пренебрежительно?

Потом до него дошло.

Ну конечно! Ведь и Элтон с Дэвидом, и Эллен с Порцией женаты! Официально женаты!

Значит, решил Джероми, он должен убедить Люку, что им необходимо заключить официальный брак. И тогда все изменится словно по мановению волшебной палочки.

Вот только сделать это будет непросто – это Джероми знал наверняка.

Когда Люка признался Шаке в своей необычной сексуальной ориентации, она не особенно удивилась, так как давно подозревала, что он предпочитает мальчиков. И все же она не колеблясь вышла за него замуж. Почему бы нет? Люка был очень хорош собой, к тому же у него была отзывчивая и добрая душа. А главное, Шака разглядела в нем необычайной силы природный талант и решила, что должна во что бы то ни стало выпестовать его и вывести на большую дорогу. Что она и осуществила, сделав Люку звездой мирового масштаба.

Беременность стала для нее неожиданным, но приятным бонусом, а день, когда она дала жизнь Люке-младшему – самым счастливым в ее жизни. Отныне ей было наплевать на хвалебные отзывы в прессе, на «золотые диски» и обожание поклонников. Главное, у нее был ребенок, рождение которого Шака стала считать своим главным успехом. Сына она, впрочем, воспитывала вместе с Люкой, который оказался на редкость внимательным и нежным отцом. Одновременно Шака продолжала следить за карьерой мужа, предостерегая от опасностей и неверных шагов, благодаря чему Люка быстро поднимался все выше.

Потом настал день, когда Люка заявил, что окончательно убедился в своем гомосексуализме, что он больше не может жить двойной жизнью и намерен «выйти из тени» – открыто объявить о своих сексуальных пристрастиях. Шака не стала его отговаривать. Напротив, она предсказала, что подобный шаг способен еще больше увеличить его популярность, а потом сделала все возможное, чтобы как можно скорее отпустить его на свободу, оформив развод.

Вот только Люка так и не стал по-настоящему свободным. Джероми Мильтон-Голд, скользкий как угорь англичанин, который был к тому же намного старше Люки, сумел каким-то образом привязать его к себе и, похоже, намеревался стать его постоянным партнером. Шаке Джероми не понравился с самого начала. Он казался ей слишком хитрым, слишком себе на уме, а его сладкие улыбки так и отдавали фальшью. Доверять такому человеку было ошибкой, и ошибкой опасной, но Люка души в нем не чаял, и Шака старалась сдерживаться, хотя ее неприязнь к Джероми день ото дня становилась только сильнее. Джероми, впрочем, платил ей тем же. Шака не сомневалась, что он ненавидит ее, как может ненавидеть только ревнивая, эгоистичная до мозга костей «королева».

Ничего не сказав Люке, Шака наняла частных детективов, чтобы те выяснили всю подноготную Джероми, и результаты расследования ее отнюдь не порадовали. Процветающий дизайнерский бизнес, которым Джероми так хвастался, на поверку оказался убыточным, причем Шака подозревала, что убытки англичанин покрывал за счет денег Люки. Личная жизнь Джероми тоже выглядела далеко не идеально. Мало того что он регулярно изменял Люке со случайными партнерами, которых выискивал на просторах Интернета, он к тому же был широко известен в лондонских фетишистских и садомазохистских клубах.

Догадывался ли об этом Люка? И если нет, то должна ли она открыть ему глаза? А главное, как он отреагирует, если она все же это сделает, – поблагодарит или возненавидит?

Шака понимала, что должна действовать очень осторожно. Самым оптимальным было бы заставить Джероми раз и навсегда оставить Люку в покое, вот только как это сделать, чтобы Люка не заподозрил, что инициатива исходит от нее?

Этого Шака пока не знала, но не теряла надежды. Она была уверена, что рано или поздно что-нибудь придумает.

– Спасибо, дорогая, – сказал Хэммонд, когда Скайлер поставила на его стол поднос с чашкой свежеприготовленного кофе. – Это именно то, что мне сейчас нужно… – Подняв голову от бумаг, он окинул ее по-отечески теплым взглядом. – Ты не устала? Что-то мы сегодня припозднились. Ничего, еще полчасика, и можно будет идти домой.

– Нет, сенатор, я совсем не устала, – ответила Скайлер. – Кроме того, вы же предупреждали, что время от времени мне придется задерживаться…

– Но ты действительно не имеешь ничего против? Конечно, любые переработки у нас достойно оплачиваются, и все же я не хотел бы злоупотреблять…

– Конечно, я не против, сенатор. – Скайлер задорно тряхнула волосами. На самом деле ей было очень лестно, что сегодня сенатор попросил задержаться именно ее. Она работала в его офисе всего несколько дней, но уже чувствовала себя особенной. Ей доверяли, на нее рассчитывали… Именно поэтому она нисколько не возражала, хотя час действительно был поздний и в офисе не осталось никого, если не считать двух уборщиц, которые жужжали пылесосами где-то в коридоре. Даже двое ближайших помощников Хэммонда уже разошлись по домам.

– Примерно через полчаса мне нужно будет скопировать кое-какие документы, – сказал Хэммонд другим, более деловым тоном. – После этого – все. Ты свободна.

– Я подожду, – с готовностью кивнула Скайлер.

– Можешь подождать здесь, – предложил он, показывая на широкий кожаный диван, стоявший у стены напротив его рабочего стола. – Устраивайся поудобнее.

– Может, я лучше подожду снаружи? – Скайлер даже слегка растерялась.

– Нет-нет, дорогая… Ну что ты будешь ходить туда и сюда? Присаживайся… Я жду важного звонка из другого города, и пока мне не позвонят, я не смогу никуда уйти.

– Вы так много работаете, – с почтением проговорила Скайлер и осторожно опустилась на краешек дивана, плотно сдвинув колени.

– Ну, может быть… – согласился Хэммонд.

Он уже заметил, что бедра у Скайлер немного тяжеловаты, а юбка – коротковата. Кроме того, на ней были туфли на танкетке, какие почему-то предпочитает молодежь, но сенатору они казались абсолютно асексуальными, что, впрочем, отчасти искупалось отсутствием чулок или колготок. Хэммонд представил, как его пальцы скользят по голым ногам Скайлер от лодыжек к округлым ляжкам, а затем погружаются в то, что располагалось между ними.