«Раскол видится серьезной проблемой для Йемена… неспособность правительства подавить восстание на севере, безусловно, стимулирует призывы к отделению на юге. Если Йемен как государство распадется, я не уверен, что страна разделится надвое вдоль пресловутой линии объединения 1990 года. Возможно, все будет гораздо трагичнее и хаотичнее, чем просто раздвоение»{917}.

Распад Йемена, который граничит с Саудовской Аравией, был бы губителен для Эр-Рияда и породил бы новые возможности для «Аль-Каиды», уже обосновавшейся на другом берегу Красного моря, в Сомали.

В Ливане налицо идеологическая, религиозная и этническая разобщенность: партия фалангистов и «Хезболла», мусульмане и христиане, сунниты и шииты, арабы и друзы. Дональд Л. Горовиц считает, что: «связь между Биафрой, Бангладеш, Бурунди, Бейрутом, Брюсселем и Белфастом первоначально проводилась нерешительно – в одном месте конфликт племенной, в другом языковой, в третьем религиозный, – но это давно перестало быть верным. Везде сражаются этносы, кровью и огнем пролагая себе путь к общественному и научному признанию»{918}.

Справедливое замечание. Католицизм – неотъемлемая составляющая ирландской идентичности в 1919–1921 годах и польской идентичности сопротивления коммунизму, и на этом примере видно, что религия является признаком «священной идентичности».

Через два дня после падения режима Хосни Мубарака в Египте ливийский диктатор полковник Муаммар Каддафи внезапно пригрозил миру, дабы направить гнев арабов против Запада и объединить союзников религиозной и расовой общностью. В день рождения Пророка Каддафи обратился с призывом к мусульманским странам держаться воедино и сказал, что мир делится на белую половину (Америка, Европа и Израиль) и на половину зеленую, то есть мусульманскую.

«Белый цвет решил избавиться от зеленого, – заявил Каддафи. – Этим [мусульманским] странам нужно объединиться против белого цвета, потому что все белые страны враждебны исламу»{919}.

Когда против него вспыхнуло восстание и Америка вмешалась, чтобы предотвратить, по словам Обамы, неизбежную бойню в Бенгази, Каддафи немедленно разыграл племенную карту. Он поведал, что «колониалистские крестоносцы», то есть белые христиане, вновь идут на восток, покорять арабские и мусульманские земли.

Турция при премьер-министре Реджепе Тайипе Эрдогане и его Партии справедливости и развития поддерживает светскую идентичность, некогда определенную отцом-основателем современной Турции Мустафой Кемалем Ататюрком. Также она сохраняет религиозную идентичность и декларирует принадлежность исламскому миру, причем всячески подчеркивает, что эта принадлежность важна ничуть не меньше, если не больше, чем контакты с Западом. Исламская идентичность также является оружием ХАМАС в секторе Газа и «Хезболлы» в Ливане, а потому они для Израиля – куда более грозные враги, чем светская ООП Ясира Арафата.

Израиль является государством, где налицо постоянный конфликт между демократической идеологией, сионистским этнонационализмом и религиозным фундаментализмом. Нетаньяху и партия «Ликуд» настаивают, что предварительным условием для создания палестинского государства будет признание палестинцами Израиля как «еврейского государства», страны евреев и для евреев. Этого нелегко добиться: палестинское Центральное бюро статистики подсчитало, что в 2014 году арабов к западу от Иордана – в Израиле, Иерусалиме, секторе Газа и на Западном берегу – будет 6,1 миллиона человек, то есть они станут превышать численностью еврейское население Израиля{920}.

Целью министра иностранных дел Авигдора Либермана и его националистической партии «Наш дом Израиль» (НДИ), является «этническая чистка», пишет журнал «Эмерикен проспект»: «Как предполагает само название партии, НДИ настаивает на изгнании миллионов арабских граждан Израиля»{921}. Бывший редактор «Нью рипаблик» Питер Бейнарт пишет о политике Либермана:

«В молодости он недолгое время состоял в ныне запрещенной партии «Ках» Меира Кахане, которая… выступала за изгнание арабов из Израиля. Теперь позиция Либермана может быть охарактеризована как «превентивное изгнание». Он хочет лишать гражданства израильских арабов, которые не согласятся присягать на верность еврейскому государству… Он сказал, что арабов – членов кнессета, которые встречались с представителями ХАМАС, следует казнить. Он хочет сажать в тюрьму арабов, которые публично скорбят в День независимости Израиля, и надеется не допустить предоставления гражданства арабам из других стран, которые вступают в брак с арабскими гражданами Израиля»{922}.

Разве Авигдор Либерман не этнонационалист?

Требование Израиля об официальном признании страны «еврейским государством», обязательное для собственных граждан нееврейского происхождения, показывает, что Израиль – этнонациональное образование евреев и для евреев. Бывший посол Израиля в США Давид Иври, который утверждает, что убедил помощника госсекретаря Колина Пауэлла впервые вставить фразу «еврейское государство» в текст выступления американского чиновника по Ближнему Востоку, определяет значение этнонационализма коротко и точно: «У палестинцев нет права на возвращение; только еврейские беженцы могут вернуться»{923}.

Эво Моралес стал президентом в 2005 году под лозунгом перераспределения боливийского богатства в пользу своего племени аймара и «коренных народов», ограбленных, по его утверждению, белыми, что пришли после Колумба. Вместе с Уго Чавесом Моралес побуждает индейцев забрать то, что у них якобы отняли. И добился немалых успехов.

«Голосование отражает расовый раскол», – сообщал заголовок статьи из Санта-Круса, которая начиналась так: «Боливийцы пришли на избирательные участки, чтобы утвердить новую конституцию, предложенную левым президентом Эво Моралесом; результаты голосования отражают очевидное расхождение во взглядах между индейским большинством и потомками европейцев».

Преимущественно белые и населенные метисами провинции голосовали в основном против конституции Моралеса, но президент одержал убедительную победу среди индейских племен западной горной местности. Еще бы – ведь новая конституция зафиксировала права социальных групп. В соответствии со статьей 190, тридцати шести индейским районам Боливии разрешается «осуществлять свою юрисдикцию на основе собственных принципов, ценностей, культуры, норм и процедур». Племенные законы становятся региональными, а однажды, возможно, составят национальное законодательство. Торжество Писарро над инками постепенно забывается. Губернатор провинции Тариха Марио Коссио, который голосовал против конституции, говорит, что новая конституция «порождает тоталитарный режим» посредством «этнической бюрократии»{924}. Противники Моралеса, по сообщению «Экономист», упирают на «общественное правосудие», «политизацию справедливости» в конституции, которая «узаконивает самосуд в виде судов Линча и побивания камнями, такие факты регулярно отмечаются в последние два года»{925}.

Моралес отвечает: «Коренные боливийцы, которые живут здесь тысячи лет, многочисленны, но бедны. Зато недавно прибывшие малочисленны, но богаты»{926}.

Джош Партлоу пишет в «Вашингтон пост», что разделительная линия в Боливии «поднимается над экономикой и обнажает культурные и географические различия. Жители высокогорий, где обитает коренное большинство, часто обвиняют людей испанского происхождения в низинах [то есть в Санта-Крусе] в расизме»{927}.