«Таков язык империи», – уточняет Гаррет. «Римская империя никогда не сомневалась, что ей суждено защищать цивилизацию. Ее глобальными устремлениями были мир, закон и порядок. Испанская империя прибавила сюда религиозное спасение. Британская империя добавила благородный миф о бремени белого человека. Мы привнесли свободу и демократию. Тем не менее, чем больше добавляется, тем очевиднее, что язык остается прежним – языком власти»{1036}.

Воздух благоухает высокомерием.

В работе «Конец истории» Фрэнсис Фукуяма писал о неизбежном «торжестве Запада» и наступлении нового мира, в котором либеральная демократия окажется «окончательной и общепринятой формой правления». Чарльз Краутхаммер рассуждал об «однополярном мире», о том, что Америка должна «пройти весь путь и остановиться, только обретя мировое господство». Уильям Кристол отвергал «страхи недоверчивых перед имперскими амбициями» и призывал к Weltpolitik[256] – «благожелательной глобальной гегемонии»{1037}. Мадлен Олбрайт возвещала человечеству о том, почему Америка имеет право бомбить маленькую Сербию, которая никогда на нас не нападала: «Если приходится использовать силу, то только потому, что мы – Америка. Мы – незаменимая нация. Мы глядим далеко… и способны видеть будущее»{1038}.

Томас Фридман стал трубадуром глобализации, которая «при ближайшем рассмотрении», по словам Эндрю Басевича, «оказалась эвфемизмом американизации».

«Конечная цель, – писал Фридман в 1999 году, – состоит в распространении капитализма и свободного рынка во всех странах мира; этот процесс «создаст веб-сайт для каждой лавки, поставит пепси на каждый прилавок и поместит «Майкрософт виндоуз» в каждый компьютер». Тем не менее, ничего из перечисленного не произойдет без твердой поддержки со стороны властей. «Незримая рука рынка никогда не справится без невидимого кулака, – утверждал Фридман. – Таким кулаком, который делает мир безопасным для технологий Силиконовой долины, являются армия Соединенных Штатов, их ВВС, ВМС и Корпус морской пехоты»»{1039}.

Вняв этому призыву после событий 9/11, Джордж У. Буш начал свою «глобальную демократическую революцию» и, в памятной фразе из второй инаугурационной речи, обозначил «итоговую» цель Америки как «ликвидацию тирании в нашем мире».

Но сегодня певчие птицы империи умолкли.

«Историки запомнят два минувших десятилетия не как эпоху однополярности, – пишет Басевич, – а как время, когда США поддались напору чванства и тщеславия. Это время заканчивается, наша экономика в руинах, а страна столкнулась с перспективой перманентной войны»{1040}.

Если мировая история есть всемирный суд, как говорил Гегель, нынешнему высокомерному поколению будет вынесен суровый приговор. В самом деле, если сравнить сдержанность и выдержку наших самых успешных президентов времен холодной войны, Эйзенхауэра и Рейгана, с «рефлексивным вмешательством» обоих Бушей, контраст поражает. Эйзенхауэр закончил Корейскую войну за шесть месяцев и обеспечил нам семь с половиной лет процветания и мира, возможно, лучших лет нашей жизни. Он отказался спасать французскую армию в Индокитае. Он отказался спасать борцов за свободу Венгрии в 1956 году. Он настоял на том, чтобы Великобритания, Франция и Израиль вывели свои подразделения из Египта. Он перебросил морских пехотинцев в Ливан, чтобы предотвратить переворот после иракской революции 1958 года, и отозвал их, едва кризис миновал.

Эйзенхауэр заключил оборонительные союзы на Ближнем и Дальнем Востоке по образу и подобию НАТО и собрал настолько внушительный арсенал вооружений, что Кеннеди не составило труда осадить Хрущева в период кубинского ракетного кризиса. Завершив войну, «унаследованную» от предшественника, он не стал затевать новых и ушел в отставку с пророческим предупреждением насчет урона, который способен нанести республике «военно-промышленный комплекс», заинтересованный в долгосрочной холодной войне.

Рейган, еще один консерватор старой школы, тоже не искал войны. Веруя, как и Эйзенхауэр, в «мир с помощью силы», он приступил к стабильному наращиванию стратегических и обычных сил, отреагировал на развертывание Москвой ракет СС-20 в Восточной Европе размещением ракет «Першинг» и крылатых ракет в Западной Европе и помогал антикоммунистам на периферии советской империи – в Никарагуа, Анголе и Афганистане. Но Рейган никогда не стремился к прямой конфронтации с Советским Союзом. Когда в 1981 году польские власти по приказу Москвы начали преследовать «Солидарность», Рейган отказался вмешиваться в ситуацию и ограничил поддержку США моральной и материальной помощью.

Рейган трижды выдвигал «в поле» военный контингент. Он отправил американских морских пехотинцев в Ливан, освободил Гренаду после марксистского переворота и нанес удар по Ливии после теракта, устроенного боевиками Каддафи в берлинской дискотеке, куда часто заглядывали американские солдаты. После нападения на казармы в Бейруте, когда погиб 241 морской пехотинец, Рейган отозвал морпехов и публично выразил сожаление, что сам направил их в Ливан. Он назвал это решение величайшей ошибкой своего президентства. В последние дни в Белом доме Рейган вел переговоры по контролю над вооружениями и ликвидации всех американских и советских ракет средней дальности в Европе. Он направлял Америку к мирному завершению холодной войны. Начав свое президентство с обвинений в адрес «империи зла», он закончил срок улыбкой русским людям, гуляя по Красной площади с Михаилом Горбачевым.

За десятилетия после ухода Рейгана и до ухода Буша-младшего высокомерие сделалось отличительной чертой американской внешней политики. Буш вмешался в ситуацию в Панаме, напал на Ирак, освободил Кувейт, направил вооруженные силы США в Саудовскую Аравию и в Сомали, что привело к резне солдат отряда «Дельта» в Могадишо – позднее эта операция стала известна как «Падение «Черного ястреба».

Клинтон вторгся на Гаити, вмешался в ситуацию в Боснии, бомбил Сербию на протяжении семидесяти восьми дней и послал американские войска, чтобы оторвать от Сербии ее «колыбель» – Косово.

Джордж У. Буш вторгся в Афганистан, назвал Иран, Ирак и Северную Корею «осью зла», предупредил мир, что мы будем обеспечивать военное превосходство в каждом важном для нас регионе земного шара, изложил «доктрину Буша» о превентивной войне и использовал ее как обоснование для вторжения и оккупации Ирака, который нам не угрожал и на нас не нападал, а еще призвал к глобальному крестовому походу за демократию, олицетворением которого стало свержение законных правительств и установление проамериканских режимов в Сербии, Грузии, Киргизии, Ливане и на Украине, по «иранской» модели Кермита Рузвельта и ЦРУ[257] 1953 года.

Клинтон и Буш-младший подвели НАТО к самым границам России, в результате чего шесть бывших участников Варшавского договора – Восточная Германия, Венгрия, Польша, Чехия, Болгария и Румыния – и три прибалтийских государства, прежде являвшиеся республиками Советского Союза, образовали альянс по «сдерживанию» России. Лишь сопротивление европейцев помешало Бушу-младшему реализовать план по скорейшему вступлению в НАТО Украины и Грузии; осуществление подобного плана означало бы, что в случае прямого столкновения Москвы с Тбилиси Америка оказывалась практически в состоянии войны с нацией, в распоряжении которой тысячи единиц ядерного оружия.

Барак Обама удвоил американские силы в Афганистане, приказал нанести ряд ударов беспилотниками по Пакистану и начал войну в Ливии.

И куда завел нас этот «компульсивный интервенционизм»?