В своей работе «Изучение религии и культуры» (1933) Кристофер Доусон подчеркивал, что религия – стержень культуры и источник морали. Если этот стержень удалить, общество распадется, а культура умрет, при всем видимом материальном процветании:

«Основным моим убеждением, что господствовало в моем сознании с тех самых пор, как я взялся за перо, было и остается убеждение в том, что общество или культура, утратившие свои духовные корни, являются умирающими, пусть извне они выглядят безусловно процветающими. Следовательно, проблема социального выживания не сводится исключительно к плоскости политики или экономики; это прежде всего религиозная проблема, так как именно в религии обнаруживаются истинные духовные корни общества и индивида»{199}.

Если Доусон прав, стремление дехристианизировать Америку, изгнать христианство с городских площадей, из государственных школ и из публичной жизни, будет культурным и социальным самоубийством нашей страны.

Джорджо Вазари, итальянский художник, архитектор и историк шестнадцатого века, изучавший труды Высокого Возрождения, считал, что общество является органическим и биологическим, что, когда оно минует пору своего расцвета, закат и гибель неизбежны: «…едва деяния человеческие начинают увядать, ничто уже не в силах их спасти, покуда не достигнута нижняя точка»{200}. Одного взгляда на то, что Запад создавал на протяжении веков, и сравнения с тем, что появляется на Западе сегодня, будь то живопись, скульптура, музыка, литература, кино или управление, вполне достаточно, чтобы понять – мы ближе к низшей точке, чем к расцвету.

В опубликованной в «Нью-Йорк таймс» рецензии на биографию Ницше американский ученый Фрэнсис Фукуяма пишет, что важнейшим среди всех вопросов, связанных с Ницше, видится отношение к его политико-культурной программе, «переоценке всех ценностей», каковая должна произойти «вследствие смерти христианства»{201}.

«Признание того, что Бог умер, есть бомба, способная взорвать многое – не только гнетущий традиционализм, но и ценности наподобие сострадания и уважения человеческого достоинства, на которых основана поддержка толерантного либерального политического порядка. Таков ницшеанский тупик, из которого западная философия до сих пор не выбралась»{202}.

Смерть Бога взорвала наше достойное гражданское общество.

Сегодняшнее социальное разложение есть первое следствие коллапса христианства и морального порядка, который оно питало. Это триумф Антонио Грамши и культурной революции 1960-х годов. Пусть насильственное торжество Ленина и Мао оказалось недолговечным, Грамши, итальянский коммунист и теоретик, умерший в 1930 году после нескольких лет в фашистской тюрьме, оказался более дальновидным.

Посетив Россию времен Ленина и Сталина, Грамши увидел, что, хотя большевики сумели полностью присвоить себе власть, они не завоевали сам народ. Последний подчинялся, но ненавидел своих новых правителей и саму систему. Любовь и верность русского народа были отданы не партии или государству, но семье, вере и России-матушке.

Грамши сделал вывод, что христианство «иммунизировало» Запад от коммунизма. Русский народ прожил тысячу лет с христианской верой и культурными традициями, побуждавшими инстинктивно отвергать марксизм как аморальный и непатриотичный и не признавать новый коммунистический порядок, видеть в нем беззаконие, безбожие и зло. Пока христианство не выжжено из души западного человека, заключил Грамши, коммунизму на Западе не укорениться.

Поэтому марксисты должны предпринять «долгий марш через институты» Запада, религиозные, культурные и образовательные, выкорчевывая христианство и его учение о Боге, человеке и нравственности, чтобы родились новые люди, уже не готовые рефлекторно отвергать марксизм. Грамши оказался этаким социальным диагностом, а культурный марксизм, который он проповедовал, победил на Западе, тогда как революции Ленина, Сталина и Мао в конечном итоге провалились на Востоке.

Два тысячелетия христианство создавало и питало иммунную систему западного человека. Когда же иммунная система разрушается, равно в человеке и в обществе, зловредная инфекция проникает в организм и наносит тому непоправимый урон. Никакое сочетание лекарств не способно предотвратить неизбежный финал. Работа «Души переходного периода» социолога из Университета Нотр-Дам Кристиана Смита, как представляется, подтверждает эту точку зрения. Смит анализирует данные опросов Всеамериканского исследования молодежи и религии; Наоми Шефер Райли резюмирует обнаруженные Смитом резкие отличия в социальных перспективах и отношении к религии:

«Религия не только помогает молодым людям сосредоточиться и начать задумываться над вопросами морали; она также обеспечивает положительные социальные последствия. Религиозная молодежь скорее займется благотворительностью, будет участвовать в волонтерских проектах и сотрудничать с социальными учреждениями… Они с меньшей вероятностью будут курить, пить и употреблять наркотики. Для них характерен более поздний возрастной порог первого сексуального контакта; они вряд ли поддадутся депрессии или будут страдать от избыточного веса. Они меньше озабочены материальными благами и чаще сверстников учатся в колледжах»{203}.

Сегодняшняя молодежь, добавляет Райли, составляет «наименее религиозную группу взрослых в Соединенных Штатах». Всего около 20 процентов посещают церковь как минимум раз в неделю{204}. Вдобавок эти молодые люди почти глухи к общественным инициативам и не склонны к порядочности: «Всякое представление об ответственности перед человечеством, всякий трансцендентный вызов, потребность защитить жизнь и достоинство соседа, моральная ответственность за общее благо почти полностью чужды респондентам»{205}.

Смит описывает поколение моральных варваров – «горилл в штанах»[45], цитируя работу К. С. Льюиса «Человек отменяется».

Вторым следствием гибели веры является утрата социального единства, распад нравственности социума – и бесконечная война культур. Ведь всякая культура, как пишет социальный критик и историк Рассел Кирк, проистекает из религиозной веры:

«Каков источник возникновения этого множества человеческих культур? Это культы. Некий культ объединяет людей в поклонении, то есть в попытке наладить контакт с потусторонними силами. Из культовых уз, среди массы верующих, рождается общество»{206}.

Кристофер Доусон также предостерегал, что, если Запад лишится своей христианской веры, его культура окажется фрагментированной, а сама цивилизация распадется:

«Именно религиозный импульс обеспечивает сплоченность культуры и цивилизации. Великие мировые цивилизации мира вовсе не порождали великих религий в качестве своего рода побочного культурного продукта… Великие религии суть основания, на которых зиждятся великие цивилизации. Общество, которое потеряло свою религию, рано или поздно становится обществом, утратившим культуру»{207}.

На протяжении столетий христианство предлагало народам Запада и всего мира общее пространство, единую опору. Это была вера, принимавшая мужчин и женщин всех рас, стран и континентов, всех слоев общества, независимо от происхождения, языка, культуры, цвета кожи или деяний в прошлом. Воздействуя на убеждения, христианство ликвидировало человеческие жертвоприношения в Америке, покончило с трансатлантической работорговлей и заставило индийцев забыть об обряде сати, когда вдова живьем всходила на погребальный костер мужа. Отмена рабства и утверждение гражданских прав – заслуга в том числе христианских священников, которые требовали от паствы жить в соответствии с учением Христа, изложенным в Нагорной проповеди, прежде всего в соответствии с заповедью об отношении к ближним. Христианство – универсальная религия. Его гибель лишает нацию объединяющей системы верований. В отсутствие христианства люди начинают искать социализации в расовой, племенной, партийной и идеологической идентификациях, которые неизбежно разделяют общество.