Запад, полагает Мюллер, неверно интерпретирует и преподает собственную историю. Привычный (и влиятельный) исторический европейский нарратив двадцатого века убеждал, что национализм дважды приводил к общей войне – в 1914-м, а затем в 1939 году. Позднее, в рамках того же нарратива, европейцы осознали опасности национализма и отреклись от него. В послевоенный период западные европейцы «сплели паутину» транснациональных институтов и учредили в итоге Европейский союз{821}.

Все происходило иначе, пишет Мюллер:

«Создание этнонациональных государств в Европе, следствие двух мировых войн и этнических чисток, явилось предпосылкой стабильности, единства и мира. При отсутствии этнических соперников в своем национальном доме европейские народы обрели именно то, за что они сражались, и ныне готовы жить в мире со своими соседями.

В результате этого масштабного процесса этнического расслоения этнонационалистический идеал был во многом достигнут: по большей части, каждая нация Европы имеет собственное государство, и каждое государство управляет почти исключительно гражданами одной этнической принадлежности. В годы холодной войны существовало несколько примеров обратного – это Чехословакия, Советский Союз и Югославия. Но дальнейшая судьба данных стран продемонстрировала удивительную жизнеспособность этнонационализма»{822}.

Чехословакия, Советский Союз и Югославия были диктатурами, где доминировали сплоченные коммунистические партии. Не будь они полицейскими государствами, все три страны распались бы задолго до того, как это случилось в реальности.

Мюллер считает, что события, происходившие в Европе двадцатого столетия, распад империй и наций на этнические компоненты, сегодня наблюдаются в Африке, на Ближнем Востоке и в Азии. Стремление отделиться и основать собственный национальный дом, подобное желанию сына покинуть отцовский кров и зажить собственной жизнью, гораздо сильнее любой идеологии, будь то коммунизм, социализм, фашизм или демократия.

«Этнонационализм сыграл куда более значимую роль в современной истории, чем принято считать, и процессы, которые привели к доминированию этнонациональных государств и разделению этнических групп в Европе, скорее всего, воспроизведутся в других регионах. Там, где такого разделения пока не произошло, политика выглядит отталкивающей»{823}.

Этническое насилие, столь обильное в Азии, на Ближнем Востоке и в Африке, «реконструирует» этап развития Европы – «большую сортировку» племен и народов.

Утверждение Мюллера о том, что этнонационализм присущ человеку от рождения, а этническая однородность может стать предпосылкой либеральной демократии и мира, перекликается с мыслями Роберта Патнэма. Если оба они правы, то чем усерднее мы делаем Америку мультирасовой и многонациональной, тем ближе оказываемся к bellum omnium contra omnes – войне всех против всех. В своей книге «Пандемониум», опубликованной в 1993 году, сенатор Мойниган отмечал поразительную слепоту специалистов по внешней политике в отношении этнонационализма в наше время:

«Сегодня на планете существует всего восемь государств из числа тех, которые имелись в 1914 году и которые с тех пор не изменили свою форму правления насильственным путем. Это Великобритания, четыре действующих или бывших членов Британского Содружества, США, Швеция и Швейцария. Из оставшихся 170 или около того современных государств некоторые возникли совсем недавно, чтобы быть причастными к потрясениям прошлого, но для многих, переживших эти потрясения, безусловно наиболее частым поводом становились этнические конфликты»{824}.

«И все же, – удивлялся Мойниган, – возможно, оказывается, изучать международные отношения двадцатого века и не заметить этого обстоятельства»{825}. С момента публикации «Пандемониума» Великобритания, США, Швеция и Швейцария также столкнулись с расовыми и религиозными противоречиями. Взгляд в прошлое, на минувшее столетие, подтверждает точку зрения Мюллера.

Двадцатый век начался европейской войной, самой долгой со времен Наполеоновских походов. Эта война велась в Африке, где говорящие на нидерландском бурские Республика Трансвааль и Оранжевое Свободное государство отстаивали свою идентичность и независимость. Лишь когда лорд Китченер, чтобы лишить партизан Луиса Боты поддержки народа, начал наполнять свои концентрационные лагеря бурскими женщинами и детьми, буры вынуждены были сложить оружие – в 1902 году.

Три года спустя обрела свободу Норвегия, которая была отделена от Дании и передана Швеции, когда датчане поставили не на ту карту в Наполеоновских войнах. Норвежцы были готовы к борьбе за независимость, в которой часть шведского общества им отказывала. Но государственный подход возобладал, и норвежцы отправились создавать собственный этнонациональный дом.

Зато на Балканах ситуация нисколько не походила на мирную.

В 1820-х годах греки восстали против турок-османов и в войне за независимость создали греческую нацию. Об этой войне лорд Байрон, погибший на ней, писал:

Сербия к двадцатому столетию тоже обрела независимость.

Но на Балканах, от которых Бисмарк отмахивался как от «не стоящих костей одного померанского гренадера», кипел котел этнических страстей, и напряжение усугублялось застарелым конфликтом между Габсбургами, Романовыми и Османской империй. Это была «пороховая бочка» Европы. Тот же Бисмарк предупреждал, что, когда Великая война разразится, она, скорее всего, начнется «из-за какой-нибудь треклятой глупости» на Балканах.

В 1908 году, когда император Франц-Иосиф вступил в шестидесятый год своего правления, Австрия в нарушение Берлинского договора 1878 года аннексировала Боснию и Герцеговину. Россия еще не оправилась от поражения в Русско-японской войне и революции 1905 года, поэтому император Николай II никак не отреагировал. К тому же Вену поддерживало самое могучее государство Европы – Второй рейх кайзера Вильгельма II.

К 1912 году, однако, под эгидой России была образована Балканская лига, которая объединила Болгарию, Сербию, Грецию и Черногорию. Ее основной целью было «оторвать» Македонию от Османской империи, занятой войной с Италией за территорию, ныне известную как Ливия.

Восьмого октября Черногория объявила войну Порте, десять дней спустя ее поддержали союзники. Армия Лиги совокупно насчитывала 750 000 солдат, и турки терпели поражение на всех фронтах. Болгары разгромили их во Фракии и подступили к Константинополю. Сербы и черногорцы захватили Скопье, столицу Македонии. Греки заняли Салоники. Албания, Македония и Фракия, три европейские провинции, были отторгнуты от Османской империи. С 3 декабря вступило в силу перемирие.

Но 13 января 1913 года, после переворота «младотурков» в Константинополе, война возобновилась. Снова Балканская лига восторжествовала. 30 мая 1913 года на Лондонской конференции Албания по настоянию великих держав стала независимой страной, а Македонию поделили между собой победившие балканские союзники.

Первая Балканская война была этнонациональной войной рас, племен и вероисповеданий. Славяне-христиане объединились, чтобы прогнать турок-мусульман с Балканского полуострова, чье население ненавидело оккупантов за века сурового правления.