— В тебе такое великолепие отваги и невинности. Я говорила тебе это прежде, Джерек. Я лишила тебя невинности.
— Я люблю тебя, — сказал он. — Как жаль, что я не достоин тебя.
— Нет, нет, мой дорогой. Это я — раба воспитания, хотя я знаю, что это воспитание было ограниченным, лишенным воображения, даже жестоким, и оно в сущности цинично, хотя я никогда не могла признать этого. Но в тебе нет ни капли цинизма, как я считала сначала, что ты и твой мир — сплошной цинизм. И теперь, когда я увидела твою готовность перенять привычки моего мира — цинизм, лицемерие, страх эмоционального участия, замаскированного под самоотрицание — им нет числа.
— Я просил тебя научить меня этим вещам.
— Ты не знал, о чем просишь.
Он протянул к ней руку, и она взяла ее своей холодной, чуть подрагивающей, оставаясь стоять рядом.
— Я не во всем еще разобрался, — нежно поделился он.
— Я молю бога, чтобы ты в этом никогда не разбирался.
— Доброе утро, мой мальчик.
Лорд Джеггед Канари вошел в гостиную и, казалось, заполнил ее всю. Он поклонился всем присутствующим, которые уставились на него.
— Я помешал? Я пришел сказать вам, сэр, — обратился он к путешественнику во времени, — что кристалл затвердел удовлетворительно. Вы можете отправиться утром, как хотели.
— С Гарольдом, инспектором Спрингером и всеми остальными! — почти выкрикнула Амелия.
— А, вы знаете.
— Мы знаем все… — она раскраснелась, глаза сверкнули, — кроме того, почему вы организовали это!
— Путешественник во времени любезно предложил транспортировать джентльменов назад в их собственное время. Это их последний шанс. Другого не появиться.
— Вы сделали наверняка, Лорд Джеггед, чтобы они захотели уехать. Это возмутительное видение!
— Боюсь, что я не понимаю вас, прекрасная Амелия, — Лорд Джеггед вопросительно посмотрел на Джерека.
Амелия села на диванчик, сжав зубы.
— Нам кажется, — лояльно ответил Джерек своему отцу, — что вы имеете отношение к недавнему видению Гарольда Ундервуда, в котором ему явился Бог в горящем шаре и приказал вернуться в 1896 год с миссией предостеречь мир от грядущего ужаса.
— Видение? — улыбнулся Джеггед. — Но его сочтут сумасшедшим, если он попытается сделать это. И они все так настроены?
— Все! — со злостью пробормотала Амелия.
— Ему никто не поверит, — Джеггед рассуждал, будто впервые узнал эту новость.
— Конечно, — подхватила Амелия. — Поэтому они не смогут повлиять на будущее. Или, если на них подействует эффект Морфейла, будет слишком поздно возвращаться сюда. Этот мир будет закрыт для них навсегда. Вы все рассчитали, предусмотрительный Лорд Джеггед.
— Зачем мне это нужно?
— Скорее всего, вы преследовали цель, чтобы я наверняка осталась с Джереком?
— Но вы уже с ним, моя дорогая, — невинности Джеггеда можно было позавидовать.
— Вы знаете, что я имею в виду, Лорд Джеггед.
— Вас тревожит судьба вашего мужа?
— Вряд ли жизнь его сильно изменится, когда он вернется, чего нельзя сказать о бедняге инспекторе Спрингере и его людях, хотя меня это не особенно волнует. Возможно, это лучший выход из подобной ситуации. Но я против вашего вмешательства в вопросы… столь деликатные.
— Вы слишком много мне приписываете, Амелия.
— Не думаю.
— Еще не поздно отговорить путешественника во времени отказаться от этого рейса, если вы не хотите, чтобы ваш Гарольд Ундервуд покинул город.
— Вы прекрасно знаете, что поздно. Гарольд и остальные жаждут возвращения.
— Тогда почему вы так расстроены?
— Двуличный родитель, если вы автор всего этого… если вы сыграли Бога, как предполагает Амелия… тогда вы обязаны объясниться… — вмешался в их разговор Джерек.
— Вы моя семья, мои наперсники. Согласен, я не всегда бываю откровенным. И сейчас я не собираюсь отрицать ваши обвинения или признаваться в них. Это не в моей натуре. К тому же, это вошло в привычку с тех пор, как я стал странствовать по океану времени. И если Гарольду Ундервуду что-то привиделось, и это действительно была не галлюцинация тогда кто станет оспаривать, что он видел Бога!
— Да это же богохульство!
— Ну, почему? — пробормотал путешественник во времени, — в словах Лорда Джеггеда есть смысл.
— Не забывайте, что вы первый обвинили его в игре в Бога, сэр!
— Я был не в себе. Позже Лорд Джеггед оказал мне неоценимую услугу, он так помог мне.
— Это мы уже слышали.
Железная Орхидея молча наблюдала их перепалку, сохраняя спокойный интерес.
— Джеггед, — сказал Джерек с отчаянием, — вы категорически отрицаете…
— Я сказал тебе, мой мальчик, что просто не способен на такое. Думаю, что это своего рода гордость, — Лорд в желтом пожал плечами. — Мы все люди.
— Вы кажетесь более, чем, — обвинила Амелия.
— Прекратите, милая леди. Не стоило затевать эту мышиную возню. Вы слишком перевозбудились, — путешественник во времени беспомощно развел руками.
— Мой приход, кажется, не всем по душе, — заметил Лорд Джеггед. — Но я зашел лишь на минутку, чтобы захватить с собой супругу и моего коллегу по путешествиям. Не скрою, я хотел посмотреть, как вы устроились, Амелия…
— Не стоит беспокоиться, сэр. Со мной будет все в порядке, если вы перестанете вмешиваться в мою судьбу!
— Амелия! — взмолился Джерек, — не нужно так!
— Хватит затыкать мне рот! — ее глаза сверкнули на всех них. Они отступили назад. — И вы еще успокаиваете меня!
Лорд Джеггед Канари заскользил к двери, в сопровождении законной жены и своего гостя.
— Макиавелли! — закричала она ему вслед.[57] — Прохиндей! Расфуфыренный Сатана!
Лорд Джеггед обернулся у выхода, и в глазах его промелькнуло сострадание.
— Вы оказываете мне слишком большую честь, мадам. Я всего навсего стараюсь сохранить баланс.
— Так значит вы замешаны в этой истории?
Но он уже отвернулся, и воротник спрятал его лицо. Выйдя наружу, он поплыл к поджидавшему его огромному лебедю. Задыхаясь от гнева, Амелия наблюдала за ним из окна. Сжимая ее руку, которую она крайне неохотно подала ему, Джерек попытался оправдать своего отца.
— Таков путь Джеггеда. Он хочет только добра…
— Это не даст ему права вмешиваться в чужую жизнь!
— Я думаю, ты оскорбила его чувства, Амелия.
— Я? Он сам обидит, кого хочешь! — она сложила руки под вздымающейся грудью. — Всех одурачил!
— Зачем ему это нужно? Играть, как ты говоришь, Бога?
Она наблюдала за лебедем, пока тот не исчез в бледно-голубом небе.
— Возможно, он не знает сам, — сказала она мягко.
— Гарольда можно остановить, как сказал Джеггед.
Она покачала головой и повернулась к столу, автоматически переставляя чашки на поднос.
— Я не сомневаюсь, что он найдет свое счастье в 1896 году. Теперь, во всяком случае, когда все его беды позади. Он преисполнен чувствам долга и верит в свою миссию. Я завидую ему.
Джерек следовал ее рассуждениям.
— Мы тоже отправимся сегодня искать семена цветов, как и планировали. Это наша миссия?
Она пожала плечами.
— Гарольд верит, что спасает мир. Джеггед верит в то же самое. Боюсь, что выращивание цветов это нечто другое, нежели миссия. Я не в силах больше нести бремя бесцельности и бесполезности, Джерек.
— Я люблю тебя! — это было все, что он мог ответить.
— Я не нужна тебе. Ты не нуждаешься во мне, мой дорогой, — она поставила поднос и подошла к нему. Он обнял ее.
— Нуждаюсь? — сказал он. — В каком смысле?
— Я женщина. Я попыталась измениться, но ты сразу разоблачил всю фальшь моей жалкой игры. Нет, я нужна там, Гарольду, своему миру. Ты знаешь, я ведь занималась благотворительностью. И миссионерством. Я не бездействовала в Бромли, Джерек!
— Я тебе верю, Амелия, дорогая.
— Мне трудно привыкнуть к мысли, что больше нет ничего важного для оправдания своего существования.
— Ничего нет более важного, чем ты сама, Амелия.
