Рот капитана Люже искривила какая-то странная недоверчивая улыбка.

— Да ну! — произнес он. — Похоже, вот тут-то вы, господин губернатор, несколько заблуждаетесь!

— Заблуждаюсь?! Что вы хотите этим сказать?

Моряк немного помолчал, потом ответил с оттенком иронии, которой не смог утаить:

— «Сардуана» — это ведь судно, приписанное к Мартинике, не так ли?

— Разумеется, — с явной тревогой подтвердил Лапьерьер. — Она принадлежит почтенному господину де Лафонтену, одному из самых богатых колонистов нашего острова.

— Так вот, господин губернатор, эту самую «Сардуану» мы встретили в открытом море. Она делала галс… И уж можете мне поверить, что курс она держала отнюдь не на Гваделупу. Такого бывалого моряка, как я, не проведешь, сударь… Если хотите знать мое мнение, то направлялась она прямехонько на Сен-Кристоф!

— Но этого не может быть! — вскричал Лапьерьер. — Господин Лафонтен никогда не позволил бы себе заняться пиратским ремеслом…

Он даже заулыбался, представив себе этого почтенного колониста плавающим под черным флагом с изображением черепа.

— И в доказательство того, что вы обознались, капитан, могу сказать вам, что в последнее время я постоянно поддерживал связь с уважаемым господином Лафонтеном. Дело в том, что он намерен купить себе новых рабов и попросил меня известить об этом в Сен-Пьере… Согласитесь, что человек, который собирается покинуть остров, не обзаводится здесь новыми рабами… Думаю, вы просто спутали «Сардуану» с каким-то другим судном…

— Такой ладный фрегат, видно, что за ним хорошо следят, вся подводная часть просмолена как положено… Да нет, сударь, я никак не мог ошибиться, это была «Сардуана»…

Лапьерьер с минуту подумал.

— Для полной уверенности, адъютант, — проговорил он, обернувшись к Мерри Рулу, который в продолжение всего обеда так ни разу и не раскрыл рта, — пошлите кого-нибудь в Диаман, пусть убедятся, что Лафонтен действительно у себя в поместье… Но если окажется, что этот колонист поддерживает тайные отношения с сен-кристофским мятежником, немедленно арестовать его вместе со всеми сообщниками!

Мари проснулась от первых же криков: «Ала бомбайа бомбе…» Она уже почти час лежала с открытыми глазами, когда в ночной тишине снова раздался этот вопль…

С колотящимся сердцем она вскочила с постели, торопливо накинула розовое дезабилье и бросилась к окну.

Теперь эта фраза, которую ранее чей-то визгливый голос выкрикнул как воинственный клич, превратилась в песнопение, мрачное, заунывное, скандируемое хором. Мари сразу же уловила неровный, прерывистый ритм, напоминающий бой барабана, и ею овладел страх, ибо в звуках этих, нарушавших в ночи уединенную тишину Замка На Горе, не было ничего успокаивающего.

Вглядевшись, она заметила, что изнутри барака пробивался какой-то тусклый свет, впрочем, это ведь оттуда доносился странный шум.

Она подумала: «Интересно, чем там занимается Жюли?» Ведь трудно себе представить, чтобы и служанку тоже не разбудили эти звуки. Мари стремительно выскочила из спальни, бросилась в сторону лестницы и позвала:

— Жюли! Жюли!

Судя по всему, Жюли была испугана не меньше своей госпожи и тоже была настороже, ибо почти тотчас же двери ее комнаты распахнулись и на пороге появилась фигура служанки.

— Вы слыхали, мадам? — тревожно спросила она.

— Странно было бы не проснуться от этакого шума! Ты не знаешь, что там происходит?

Жюли знала об этом не более своей госпожи.

— Тем хуже! — раздраженно проговорила Мари. — В таком случае, ступай спать! Не оставаться же тебе здесь!

— Ах, мадам! — воскликнула Жюли, с трудом обретая дар речи. — Разве вы не знаете, что взбунтовались негры плантатора Аркиана?

— Умоляю, не говори глупостей, Жюли, право же, ты выбрала неподходящий момент.

— Да это вовсе не глупости, мадам. Они перерезали глотку самому Аркиану, убили двоих его детей и жену, а сами успели скрыться… Вы ведь знаете, когда неграм вдруг приспичит удариться в бега, это у них как заразная болезнь или, к примеру, какое-то помешательство, которое передается от одних к другим…

— Да полно сочинять! Они прекрасно знают, что их все равно поймают и ждет жестокое наказание!

— Неужто мадам неизвестно, что этих дьяволов ничто не остановит? Ни хлыст, ни огонь!

— Замолчи! — приказала Мари. — Замолчи! Замолчи! Не то и я тоже потеряю рассудок, как и ты!

Теперь уже с десяток голосов скандировали хором:

Песня с истеричным ритурнелем, монотонно повторяющимся в ритме барабана.

Мари снова взглянула на Жюли. Лицо у той было перекошено от страха.

— Ступай спать, — повторила она. — Возвращайся к себе да запри хорошенько на ключ дверь. А я пойду взгляну, что там происходит!

Она снова, уже в который раз, вспомнила о Лефоре. Как не хватает ей мужских мускулов, чтобы спокойно жить в этих краях! И, подумав об уединенности Замка На Горе, призналась себе, что две одинокие женщины все равно ничего не смогут сделать против разбушевавшейся, вышедшей из повиновения толпы негров… И как оповестить солдат форта? Как обратиться за помощью и к кому?

Видя полное оцепенение Жюли, она схватила ее за плечо и подтолкнула к лестнице, снова повторив, чтобы та отправлялась к себе. Служанка, на сей раз само послушание, покорно подчинилась. Мари поправила на ней спустившееся легкое покрывало, закутала ее, будто имеет дело с перепуганным ребенком, и, направившись к своей двери, проговорила:

— Успокойся, не надо бояться… У меня есть пара пистолетов, думаю, этого хватит, чтобы нагнать на них страху…

Служанка, не произнеся ни слова, уткнулась лицом в покрывало и застыла, двигаясь не больше, чем если бы уже была мертвой.

Мари вернулась к себе и тут же бросилась к окну.

Барак теперь засветился ярче прежнего. Сквозь щели дощатых стен и крыши из пальмовых листьев пробивались отчетливо видимые во тьме пучки света. Мари с недоумением подумала про себя, как негры, которых приучили обходиться без света, смогли устроить себе подобное освещение. В голове пронеслась тысяча предположений: может, кто-то, желая ее гибели, нарочно подстрекал ее негров к бунту? Может, это месть Лапьерьера, обиженного, что она так и не пожелала ему отдаться?..

Потом сказала себе: «Надо во что бы то ни стало узнать, что там происходит…»

Пистолеты Жака висели на стене; она без труда нашла их на ощупь, лунный свет достаточно освещал комнату, чтобы различить очертания всех находившихся в ней предметов. Потом она вернулась к окну, чтобы при более ярком освещении проверить, заряжены ли они. Она вынула пыж и осторожно положила его на стоявший рядом стул. Порох, похоже, сухой. Сдула пыль с кремня. Своими миниатюрными ручками, как бы примеряясь, несколько раз сжала рукоятку, готовясь в нужный момент без промедления выстрелить. Потом туже затянула кушак своего дезабилье, чтобы ночной бриз, раздувая легкую ткань, не стеснял ее движений.

Мари вышла из спальни и бесшумно спустилась по лестнице. Она оказалась во дворе как раз в тот момент, когда пение превратилось в какие-то дикие, почти звериные вопли. Сердце ее тревожно забилось, она почти задыхалась.

Когда она, от волнения почти лишившись сознания, вплотную приблизилась к бараку и поняла, что теперь находится почти в центре каких-то драматических событий, к ней вдруг сразу вернулись силы, вся ее воля, вся решимость идти до конца.

Она не ошиблась. Барак и вправду был ярко освещен изнутри. Она приникла глазом к одной из щелей, и пред ней предстала часть разнузданной сцены, которая происходила в сарае, где спали негры.