— Да, что и говорить, — признал Лефор, — идут что надо… Похоже, команда у них подобралась лучше некуда, умеют они, черт побери, управлять посудиной, эти окаянные англичане!

Теперь уже не было никаких сомнений — это самый настоящий военный корабль, оставалось только выяснить его принадлежность.

— А ну-ка, покажем им наш флаг! — приказал Ив. — Да подкрепим дело добрым пушечным залпом.

Тут же на бизань-мачте стал подниматься французский флаг. И не успел он дойти до середины, как воздух сотряс пушечный залп. Почти одновременно над вражеским судном взлетел английский флаг, а на борту сверкнула вспышка — видно, неприятель, как и французский фрегат, тоже сопроводил залпом подъем своего национального флага.

Наступил решающий момент. По всему было видно, что команды обоих кораблей лишь ждали приказа, чтобы тотчас же открыть огонь по врагу, это могло произойти с минуты на минуту, и тогда — конец молчанию, оба корабля неминуемо ринулись бы в бой.

Между тем они уже и так настолько приблизились друг к другу, что казалось, вот-вот столкнутся — полоска моря между ними делалась все уже и уже, и на «Атланте» матросы команды абордажа уже стояли наготове, вооруженные до зубов, кто притаившись среди такелажа, кто держась за все, за что можно было уцепиться на палубе фрегата.

— Эй, Шерпре! — позвал Лефор, и тот сразу появился со стороны мостика вахтенного офицера. — Сдается мне, ему не терпится потолковать!.. Если это и вправду так, пожалуй, обождем еще чуток, как вы считаете? А если нет, передайте старшему канониру, пусть даст им залп по корме, да чтобы целился прямо в рулевую рубку. Стрелять только наверняка! Вы слышали? Только наверняка!

Однако в тот самый момент, словно удар грома, прозвучал мощный залп из форта. И английский офицер даже не успел поднести ко рту рупор, как грянул новый залп — на сей раз это заговорили пушки Замка На Горе.

Ив от души расхохотался.

— Тысяча чертей! — выругался он. — Сейчас майор Пенн увидит, что его здесь уже ждут не дождутся! Бедняга, он-то надеялся застать здесь дикарей с луками и дубинками, а тут вдруг вместо этого отовсюду залаяли пушки! Погодите-ка, он, кажется, что-то хочет сказать!

И вправду, английский офицер уже поднял рупор и направил его в сторону «Атланта». Потом спросил:

— Вам нужна помощь?

— Да нет, вроде как ни к чему! — ответил Шерпре.

— Нам сообщили, что вас окружили дикари.

— Так оно и было, — подтвердил Шерпре, — да только мы их всех уже давно разогнали, и они пустились наутек.

— Мы спешили прийти к вам на помощь. Но если вы ни в чем не нуждаетесь, что ж, тем лучше! Тогда прощайте, и да поможет вам Бог!

Шерпре опустил свой рупор и обратился к Иву:

— Слыхали? Они уходят несолоно хлебавши!

— Испугались! — заметил Лефор. — Еще бы, на такую ли встречу они рассчитывали! Они ведь надеялись застать остров в руках караибов! Да, забавная шутка! А ну-ка дайте-ка мне ваш рупор, Шерпре. Эй! — крикнул он. — Коммодор Пенн!

— Коммодор Пенн к вашим услугам, — не без удивления ответил голос с корабля.

— Хочу передать вам весточку от капитана Уиллоби. С ним приключилась авария, и ему пришлось искать убежища на Сен-Кристофе.

Англичанин, похоже, совсем опешил. Он недоуменно переглянулся с окружавшими его офицерами, но, судя по всему, довольно быстро взял себя в руки и продолжил игру.

— Благодарю вас! — крикнул он. — Спасибо и счастливого плаванья!

Через пару минут флагманский корабль эскадры коммодора Пенна лег на другой галс, передал на другие суда команду последовать его примеру — и поминай как звали.

Вот так провалилась попытка завладеть Мартиникой, осуществленная по приказу самого Кромвеля.

Отвесные прибрежные скалы близ Карбе были залиты солнечным светом и палящим полуденным зноем.

В одиночестве скачущий вдоль морского берега Мерри Рул на минуту остановился, чтобы утереть обильный пот, крупными бусинами выступивший на его выпуклом лбу. Вот уже многие годы он все толстел и толстел. И, глядя на него верхом на лошади, с которой он, казалось, сросся в одну плоть, можно было подумать, будто в седле скакал не всадник, а просто был ловко прилажен большой, пузатый бочонок.

На песке, среди вытащенных на берег рыбацких лодок, пронзительно крича, резвились белые ребятишки вперемежку с негритятами.

Мерри Рул неодобрительно покачал головой. Ему было совсем не по нутру, что в семействах колонистов потворствуют такому неуместному смешению. И он подумал про себя: интересно, как потом, когда эти дети вырастут и сами станут колонистами, смогут они с должной строгостью обращаться со вчерашними негритятами, которые были друзьями их детских забав, а теперь сделались их рабами?

Он находил, что нравы на острове становились все распущенней, осуждал плантаторов, что выбирали среди своих рабов негритянок, у которых было много молока, чтобы взять их кормилицами к своим собственным новорожденным. Дети неизбежно привязывались к негритянкам, а вот этого-то, по мнению майора, и следовало более всего избегать — надо было бы, напротив, всеми силами соблюдать дистанцию между белыми и черными.

Если бы это зависело только от него, он бы, конечно, уже давно вмешался и положил конец этим безобразиям, но генерал ни за что не дал бы своего согласия ни на какие меры против белых, которые водили дружбу со своими собственными рабами. И Мерри Рул знал, что иные колонисты доходили до такого беспардонного бесстыдства, что приближали к себе черных рабынь и держали их при себе, получая взамен их девственность, верность и постоянные услуги интимного свойства!

Он пришпорил лошадь, обогнул скалу и поскакал по дороге, обсаженной кокосовыми пальмами и цинниями.

Не успел он проделать и четверти лье, как ясно услышал громкие голоса и монотонное жужжание сахарной мельницы.

Когда подъехал еще ближе, до него донеслись раздраженные крики, визгливые приказания, вслед за которыми последовало резкое щелканье хлыста. Справа расстилались плантации сахарного тростника. Там трудилось десятка два совершенно голых негров и негритянок под неусыпным надзором надсмотрщика, то и дело хлеставшего по спинам бедняг длинным кнутом из зеленой кожи. Негры, вооруженные похожими на тесаки широкими ножами, с поразительной сноровкой рубили тростник. Одним ударом они подсекали растение у самого корня, потом срезали зеленые стебли и еще двумя ударами ножа делили ствол на три равные части, которые другой негр тут же подхватывал и складывал в кучу, чтобы навьючить вскоре на спину сгибавшегося под тяжестью ноши небольшого ослика.

Он не стал слишком долго задерживаться, наблюдая за этой картиной, которая то и дело возникала перед глазами любого, кто путешествовал по острову, с тех пор как Мартиника стала собственностью Дюпарке, — иными словами, с тех пор, как достопочтенный господин Трезель перестал быть единственным, кто мог здесь выращивать сахарный тростник.

Вдали уже показалось поместье господина де Пленвиля, с большим домом, окруженным подсобными постройками, бараками, конюшнями и амбарами, а потому он снова пришпорил коня.

Судя по всему, там уже знали о его приезде, ибо не успел он миновать ограду, как ему уже приветливо замахал рукою человек высокого роста, весьма крепкого телосложения и в широкополой соломенной шляпе на голове.

Это и был колонист де Пленвиль. Он заметно постарел. Уже не носил более парика, зато отрастил собственные волосы, белоснежным каскадом ниспадавшие ему на плечи. Он курил трубку с длинным мундштуком, которую поспешно вынул изо рта, чтобы приветствовать Мерри Рула:

— Добро пожаловать, майор!

Не отвечая, Мерри Рул помахал ему и одарил самой любезнейшей улыбкой. Не прошло и пары минут, как он уже спрыгнул на землю и протянул обе руки в сторону радушного хозяина.