Он выпустил из рук один из пистолетов, обнял ее за плечи и привлек к себе.

— Ах, дорогая Мари! — с чувством проговорил он. — Я восхищаюсь вами, вы сильная женщина и к тому же редкая умница. Если со мной что-нибудь случится, я могу быть спокоен. Ничуть не сомневаюсь, вы сможете править этим островом ничуть не хуже меня — если не лучше! Да, теперь я могу спокойно умереть!

После полудня уже нельзя было различить ни одной фигуры индейцев. Между тем появился солдат, который вызвался пробраться к караибам и попробовать разгадать их намерения.

Все с нетерпением ждали его возвращения. Он сумел вернуться назад еще до наступления ночи.

И самой печальной новостью, какую он принес с собой, была весть о том, что он обнаружил на дороге, ведущей в Сен-Пьер, чудовищно изуродованный труп часового, который был послан из замка в город. У него были отрезаны конечности, а из груди, распоротой ударом ножа, вырвано сердце.

Уже окончательно опустилась ночь. И всех обитателей Замка На Горе сильнее, чем когда бы то ни было прежде, охватила та безотчетная, необъяснимая тревога, что всегда сопутствует наступлению темноты, особенно в первые часы, когда она особенно густа и все предметы обретают какие-то призрачные, пугающие очертания.

Стрельба из форта, не прекращавшаяся весь день, почти совсем смолкла, лишь время от времени, все дальше и дальше, слышались мушкетные залпы, явные свидетельства, что дикари все еще бродили где-то неподалеку от стен крепости. Но уже невозможно было разглядеть бухту и выяснить, по-прежнему ли к дикарям прибывает все новое и новое подкрепление.

В сущности, это было самое настоящее нашествие. Индейцы смогли в полной мере воспользоваться внезапностью вторжения. Оставалось выяснить, достаточно ли оказалось в тот момент в форте солдат, чтобы справиться с мятежом, как это, несомненно, случилось бы, будь они хоть как-то оповещены заранее. Еще одна неопределенность, еще один вопрос: как долго смогут они продержаться в осаде, насколько хватит им имеющихся в крепости запасов продовольствия?

При этом вряд ли следовало всерьез рассчитывать на помощь с Гваделупы или с Сен-Кристофа.

С огромным мужеством Дюпарке превозмог боль. Убедившись, что дикари не перешли в наступление и по-прежнему держатся на почтительном расстоянии от замка, он, полностью одетый, прилег на постель, предоставив Мари отдавать распоряжения и принимать все меры, каких могло потребовать сложившееся положение вещей.

Первым, кто, вздрогнув от неожиданности, услыхал какой-то странный шум, оказался Кенка. В тот момент Мари как раз случайно вышла во двор. Он подошел к ней и попросил прислушаться.

Теперь и она расслышала неясный шелест листьев, доносившийся откуда-то со стороны дороги.

Не теряя ни минуты, она тут же приказала подкатить пушку. Жерло ее теперь выглядывало наружу меж двух прутьев железных ворот, она была заряжена картечью и готова выстрелить в любых непрошеных гостей.

Однако шорох был какой-то странный. Он ничуть не напоминал топот большой группы людей. Скорее уж его можно было сравнить со звуком шагов солдата, обутого в тяжелые сапоги и слегка позвякивающего шпорами по каменистой дороге. Порой шаги вовсе затихали, потом довольно быстро возобновлялись.

Мари выждала несколько минут, пытаясь решить, что лучше — оставаться в неизвестности или послать кого-нибудь из стражи на разведку? Она так и пребывала в замешательстве, когда вдруг ночную тишину огласил громкий крик:

— Эй, в замке!

— Вроде кто-то из наших! — вздрогнув, воскликнула она.

Окрик повторился еще два раза.

Юная дама заметила, что с каждым разом он становился все слабее и слабее.

Она подошла к сержанту и проговорила:

— Это француз, он просит о помощи. Возможно, это посыльный с донесением из форта или какой-нибудь колонист, которому удалось спастись от дикарей. Мы должны прийти ему на помощь. Возьмите двух солдат и пойдите поглядите, в чем там дело.

Слов нет, сержант куда с большим удовольствием выполнил бы любое поручение внутри дома. Однако делать было нечего, и он, волей-неволей вынужденный подчиниться приказанию, подозвал двоих стражников и исчез из виду.

Правда, отсутствовал он совсем не долго. Ориентируясь на крики взывающего о помощи незнакомца, он довольно скоро и без труда обнаружил его, едва миновав излучину дороги. Тот лежал, рухнув без сил прямо посреди дороги, и, судя по всему, был серьезно ранен. Сержант тотчас же понял, что это не военный, а один из колонистов. Он то и дело стонал, должно быть, не на шутку страдая от ран.

Заметив приближавшуюся к нему тень, он, прерывисто дыша, слабым голосом пробормотал:

— Прошу вас, возьмите меня с собой, помогите мне идти. Отведите меня к генералу…

Трое солдат помогли ему подняться с земли и повели с собой.

Мари сразу заметила приближавшуюся группу и склонилась над раненым.

Ей не понадобилось много времени, чтобы тотчас же узнать незнакомца. Это был Жильбер д’Отремон. Но Боже, в каком ужасном виде!

Одежда его вся в пыли, разодрана и во многих местах пропитана кровью. Одно ухо было почти совсем оторвано, все лицо залито кровью. Увидев Мари, молодой человек чуть приподнялся, опершись на локоть.

— Мадам, — с трудом переводя дыхание, прошептал он, — я хотел бы поговорить с генералом… Мне чудом удалось добраться сюда… Я шел из форта.

— Генерал очень нездоров, — ответила Мари. — И пользуется всякой передышкой, всякой свободной минутой, чтобы отдохнуть… Выходит, вам удалось добраться сюда прямо из форта?.. Должно быть, вы доставили нам донесение от Мерри Рула, не так ли? Можете свободно говорить со мной обо всем.

И, не дожидаясь ответа юноши, обернулась к Сефизе, вырвала у нее из рук факел, передала его стражнику и приказала негритянке:

— Ступайте и принесите рому. Быстро! Бокал рому…

Было видно, лишь ценой нечеловеческих усилий Жильберу удается не потерять сознания. Будто торопясь высказаться, он выпалил:

— Дикари захватили все дороги. В их руках дорога на Сен-Пьер. Трижды пытались мы послать вам нарочных с донесениями из форта. Но все тщетно. Мне удалось добраться только благодаря ночной темноте…

Вернулась негритянка с графином и бокалом. Мари собственноручно до краев наполнила тафией бокал, Жильбер с жадностью выпил, и, казалось, к нему разом вернулись покинувшие его было силы. Он сделал движение, будто пытаясь подняться и сесть, прислонившись к спинке банкетки.

— Вы ранены, — проговорила Мари, удерживая его. — Не двигайтесь, лежите спокойно. Я позабочусь о вас.

Она расстегнула его камзол, но едва попыталась освободить из рукавов руки, как лицо Жильбера перекосилось от боли, а из уст вырвался жалобный стон. Только тут она заметила, что левое плечо его пронзило копье или стрела, рана была настолько глубокой, что из нее обильно сочилась кровь.

Она послала Сефизу принести все необходимое для перевязки.

— Позвольте мне сначала все объяснить вам, — попросил Отремон. — Форт в кольце. Лишь каким-то чудом мне удалось прорваться сквозь ряды индейцев. Они окружили все окрестности Сен-Пьера, вплоть до монастыря иезуитов. Из форта нет смысла стрелять, ибо дикари прячутся в густых зарослях. Из карабинов их тоже не достать, разве что кто-нибудь из них случайно попадется на глаза. Не исключено, что караибы не будут в ближайшее время атаковать форт, они просто намерены оставаться в засаде, и одному Богу известно, сколько они смогут так продержаться!

Он покачал головой, потом продолжил:

— По-моему, они действуют по наущению каких-то английских негодяев. Поверьте, подобные повадки вовсе не в привычках дикарей! Они залегли в засаде, явно пытаясь взять нас измором и никак не обнаруживая своего присутствия. Уверяю вас, мадам, это чисто английские хитрости!..

— Ну что ж! — твердо проговорила Мари. — Надеюсь, майор попытается найти выход из положения! Не позволит же он, чтобы его, словно загнанную лису, заперли в этой каменной норе! Ведь в его распоряжении пять сотен солдат, которые могут покинуть форт и отбросить прочь дикарей!