Ив перво-наперво велел наскоро перевязать ему рану, потом повел к себе в каюту, предложил сесть и попотчевал ромом.

— Вы ранены, — с сокрушенным видом заметил Ив, — но вам повезло, что вы одеты в красное. Похоже, английский флот все предвидел: на вашей одежде даже не видно пятен крови. Может, протектор вашей республики предусмотрел и средство скрывать погибших, выдавая их за живых?

— Сударь, — с невозмутимым спокойствием ответил англичанин, — вы одержали надо мной верх, и вряд ли уместно с вашей стороны добивать меня своим сарказмом. Думаю, вы направлялись в сторону Мартиники, иначе не оказались бы у меня на пути. Единственное, что ободряет меня и служит утешением, это то, что победа не долго будет оставаться на вашей стороне!

— Тысяча чертей! Это почему же, позвольте вас спросить?

— Да потому, что рано или поздно вам все равно не миновать эскадры коммодора Пенна.

— Что за чертовщина! Экая напасть, Боже милосердный, тысяча чертей и дьявол в придачу! — вне себя от ярости начал сквернословить Лефор. — Вот уже час, как я только и слышу об этом господине, и не скрою, мне было бы приятно наконец увидеть его воочию. Вы вроде, если не ошибаюсь, говорили, это тот самый майор, которому ваш протектор поручил защищать французские владения на Антильских островах, так, что ли?

— Именно так оно и есть, сударь! — с готовностью подтвердил англичанин. — Майору Пенну как раз и поручена эта наиважнейшая миссия.

Ив вытаращил на него изумленные глаза.

— А позволительно ли узнать, — нежнейшим голоском поинтересовался он, — могу ли я полюбопытствовать, что именно понимает майор Пенн под словом «защищать»? Коли уж мы заговорили о Мартинике, как же намеревается он обойтись с этим островом?

Уиллоби изобразил слегка презрительную ухмылку.

— Выходит, вам еще неизвестно, — процедил он, — что на Гренаде взбунтовались караибы? И двух месяцев не прошло, как губернатор Мартиники продал этот остров одному из своих соотечественников, некоему господину де Серийяку, а индейцы уже успели перерезать глотки половине из поселившихся там колонистов!

— Само собой, вы имеете в виду господина Дюпарке, так, что ли?

— Да-да, именно господина Дюпарке. Он тут же поспешил послать на Гренаду три корабля береговой охраны, но не успели они отплыть, как подняли бунт караибы на Сент-Люсии, Сент-Винсенте и даже на самой Мартинике. Приплыли на своих пирогах и высадились в Сен-Пьере…

— Не может быть! — изумился Лефор. — И когда же все это началось?

— Два дня назад.

— Послушайте, капитан, — потирая руки, заметил Ив, — выходит, мне крупно повезло, что я встретил вас в море! Еще немного, и я угодил бы прямо в лапы дикарей! Только что-то я никак не возьму в толк, при чем здесь ваш коммодор Пенн?

— Он намерен навести порядок… И защитить колонистов Мартиники.

— И потом, надо полагать, останется на острове, не так ли?

— Если присутствие эскадры окажется необходимо, то, разумеется, он останется там… Пока окончательно не усмирит остров и не восстановит там мир и покой… Ведь мы, англичане, люди милосердные и не можем оставаться в стороне и спокойно смотреть, как убивают добропорядочных христиан.

— Да-да, что и говорить… А не соблаговолите ли, капитан Уиллоби, поведать, где в сей момент находится эскадра коммодора Пенна?

— Я солгал бы вам, если бы утверждал, будто мне это неизвестно. Но я не могу открыть это врагу. Однако смею вас заверить, если вы поспешите на Мартинику, то непременно с ним встретитесь. Более шестидесяти наших кораблей уже в пути, и они направляются в сторону Наветренных островов…

— Думаю, капитан, мне все-таки удастся развязать вам язык, — заметил Ив, бросив на англичанина испепеляющий взгляд, от которого тому надлежало сразу застыть от ужаса.

— Вы вольны, сударь, сделать со мной все, что вам угодно, но вам не удастся вытащить из меня более ни единого слова!

Ив встал и принялся мерить шагами каюту, то и дело проходя мимо своего пленника. Потом остановился, взял в руки стоявший на столе кувшинчик с ромом и наполнил до краев два стакана со словами:

— Держите, Уиллоби, выпейте до дна! Думаю, вам это скоро очень пригодится.

— Уиллоби?! Что значит Уиллоби?.. Мы что с вами, вместе свиней пасли? С каких это пор позволительно разговаривать в таком беспардонно фамильярном тоне с капитаном, пусть даже и пленным?

— Ах ты вонючка поганая! — взревел Лефор. — Говночист с гальюна! Можно подумать, будто вы сроду не ступали на борт корабля, раз не знаете, что капитан здесь после Бога полновластный хозяин и может делать все, что ему взбредет в голову?! Да на вас же глядеть противно, ни дать ни взять, обезьяна, нацепившая на себя красный мундир, и надо совсем из ума выжить, чтобы позволять себе этакую неслыханную наглость в том жалком положении, в каком вы сейчас оказались!.. Да вы для меня такой же моряк, такой же капитан, как я протектор какой-нибудь там республики! Сразу видно, вы сроду не слыхали, что такое «мокрый трюм», а?

И поскольку Уиллоби по-прежнему хранил молчание, Ив пояснил:

— Небось не знаете, что за штука «мокрый трюм»? Тогда слушайте, вас поднимают аж на самый верх грота-реи, потом отпускают веревку, и вы, как свинцовый лот, ныряете прямо в море, вас протаскивают под килем и только тогда снова поднимают… И так три раза кряду… Так что, если у вас и впрямь нет охоты поговорить по доброй воле…

Стук в дверь каюты прервал речь Лефора.

Он встал и сам пошел открывать. Это оказался отец Фовель.

— Привет, монах! — воскликнул Лефор. — Тут у меня как раз один христианин, которому, похоже, до зарезу понадобятся ваши услуги. Я тут было попытался заставить его исповедаться, но он не признался мне и в половине своих грехов!

— Сын мой, — обратился к нему монах, вытаскивая из-за пазухи сутаны какую-то переплетенную в картон книжицу, — поглядите-ка, какую любопытную штуковину я нашел в каюте капитана. Правда, здесь написано по-английски, но если он не пожелает перевести нам самолично, я сделаю это с помощью матросов, велю подвесить их за большие пальцы, у них языки-то мигом развяжутся. Там у них на «Уорвике» немало парней, которые говорят по-французски, не иначе как собирались вести переговоры с нашими колонистами…

— Так оно и есть! — подтвердил Ив, листая книжицу.

Сперва он невнятно бормотал какие-то ругательства, потом подозвал монаха и показал ему, что вызвало у него такое возмущение.

— Гм-м… Да, неплохо намалевано, — согласился тот. — Форт Сен-Пьер как вылитый, ни убавить ни прибавить!

К рисункам прилагался текст, написанный безукоризненно каллиграфическим почерком. Ив показал его Уиллоби, который хоть и чувствовал себя несколько не в своей тарелке, но ничуть не струсил, и поинтересовался:

— Кто это все написал?

— Я! — стукнув себя кулаком в грудь, ответил англичанин. — Да, я, и дальше что?

Лефор улыбнулся.

— Вы отлично пишете, капитан! — похвалил он его. — Да-да, надо отдать вам должное! Что поделаешь?! Справедливость есть справедливость! Вы, конечно, страшны как смертный грех и отпетый негодяй, но почерк у вас просто отменный, а то, что я успел выучить из английского в Сен-Кристофе, когда встречался там с проходимцами из Шеффилда, что живут на юге острова, помогло мне кое-что уразуметь…

Он говорил с презрительной усмешкой. Потом вдруг в лице его проступила какая-то свирепость.

— Эй, монах! — прорычал он. — Ступайте к Шерпре. Пусть пошлет на «Уорвик» призовую команду и отправит его в Бас-Тер. Я напишу командору де Пуэнси рапорт, думаю, ему будет приятно узнать кое-какие вещи, о которых я собираюсь ему доложить! Но главное, эту книжицу надобно передать в собственные руки губернатору, и никому другому! И еще передайте Шерпре: поднять все паруса. Ветер нам благоприятствует. Курс на Мартинику, прямо на Сен-Пьер! На рассвете мы должны быть уже там.

Стража еще спала, когда Жюли, поднявшись ни свет ни заря, вышла во двор замка.