— Индейцы-караибы взбунтовались и атаковали Мартинику. Майор Пенн взял под свою единоличную защиту все французские владения Антильских островов! Какой вы национальности?

Лефор с минуту поколебался, бросил беглый взгляд на Шерпре, сразу увидел, что тот понял его с полуслова, ибо помощник тут же покинул мостик, прыгнул на палубу и стал созывать людей.

После чего, ни минуты не мешкая, Лефор прокричал:

— Погодите, сейчас пойду погляжу в своем бортовом журнале, какая у меня на нынешний день записана национальность.

И явственно увидел, как английский «омар» буквально задохнулся от ярости и изумления. Но на этом его волнения отнюдь не кончились. Ибо почти в тот же самый момент корпус «Атланта» сотряс сокрушительный залп, после чего фрегат тотчас же воспользовался благоприятным ветром, развернулся и сменил галс.

В сплошном облаке дыма невозможно было разглядеть, какой урон нанес пушечный залп флибустьеров, однако фрегат тем временем успел удалиться от шнявы, развернулся к ней левым бортом, встал лагом к волне и всей массой обрушился вниз, покачиваясь во впадине между волнами, словно младенец в уютной колыбельке.

Маневр был весьма рискованным, ибо бушприт в тот момент оказался на расстоянии не более двадцати пяти футов от верхушек мачт фрегата, но тот успел вовремя нырнуть вниз, к подошве волны.

Было сразу видно, что на борту «Атланта» к такому маневру прибегали отнюдь не впервые, ибо едва волна поднялась и вот-вот готова была обрушиться на фрегат, обрубили снасти с большого кливера, и облегченная таким манером носовая часть судна вновь задралась кверху, задержав на пару секунд этим мощным отработанным толчком его падение в разверзшуюся перед ним пучину. Впрочем, больше времени и не потребовалось. Ибо гребень волны уже успел обрушиться, когда «Атлант» скользнул вниз и, гордо купаясь в облаке пены, целый и невредимый, лег в дрейф.

Дым рассеялся. Теперь грянули пушки англичан, но поскольку ни один из канониров не мог ожидать этакого маневра, все выпущенные ядра перелетели через фрегат, благополучно исчезнув в волнах за его кормою, вызвав тем самым гомерический хохот в рядах флибустьеров.

— Огонь, ребятки! — заорал Ив, едва фрегат оказался правым бортом, со всеми своими тридцатью двумя пушками, вровень с левым бортом противника. — Огонь! А вы, отец Фовель, как там ваша каронада? Фитиль-то хоть запалили?

— Не извольте сомневаться! Сейчас все будет! — крикнул в ответ монах.

Не успел он договорить, как порох взорвался, и фрегат, точно налетевший вдруг ураган, сотряс новый мощный залп.

Едва грохот затих, вновь послышался голос монаха:

— Эй, капитан, сделайте милость, поглядите сами, угодил ли я своим ядром в бортовой люк, аккурат в то самое место, где у них пороховой погреб… Вам там виднее, к тому же вы умеете с ними разговаривать, так вы уж сделайте милость, поинтересуйтесь, по вкусу ли им мой залп!

Два корабля были так близко друг от друга, что на обоих были прекрасно слышны все разговоры, какие велись на палубе противника.

— Эй ты, поп старый! — отозвался голос с «Уорвика». — А теперь прими-ка от нас это ядрышко да ответь, попадет ли оно куда надо!

Раздался ответный залп со шнявы. Ядра пролетели над «Атлантом», снеся часть снастей и повредив одну из мачт.

— Да, так оно и есть! — крикнул францисканец. — Попало, и ты нам дорого за это заплатишь, поганый английский пес! Посмотрим, почуешь ли ты, откуда ветер дует, когда получишь вот этот подарочек…

Пушки правого борта дали еще один залп, после чего «Атлант» по приказу Лефора лег на другой галс, сделал четверть оборота и, встав по ветру, с какой-то невероятной силой и проворством ринулся на противника, угодив бушпритом прямо между бизань-мачтой и брамселем.

— На абордаж! — завопил Лефор.

Именно этой-то команды флибустьеры с нетерпением ждали с той самой минуты, когда начались все эти хитрые маневры. Одни тут же кинулись к носовой части судна. Другие принялись закидывать абордажные крючья. Третьи, самые меткие стрелки, забравшись на мачты, без промаха разили все, что шевелилось или двигалось на борту «Уорвика».

В считанные минуты более ста матросов фрегата были уже на палубе шнявы. Все они успели истратить запас пистолетных пуль и теперь размахивали кто мачете, кто топором, шлепая прямо по лужам крови, то и дело оскальзываясь, теряя равновесие, чтобы тут же снова выпрямиться и отрубить врагу голову, руку или ногу. Стоя на капитанском мостике, Лефор наблюдал за резней. Но он не мог позволить себе слишком долго оставаться в стороне от событий.

— Тысяча чертей! — выругался он. — Если я и дальше замешкаюсь, они, пожалуй, не оставят на мою долю ни одного живого матроса!..

И прежде чем схватиться за шпагу, успел прокричать в рупор:

— Эй, оставьте мне хотя бы Уиллоби! Уж очень хочется сыграть с ним партию в ландскнехт! Пусть только кто-нибудь попробует расправиться с капитаном! Будет иметь дело со мной! Ох и не поздоровится тогда поганцу, наглотается он у меня морской воды, это уж я ручаюсь!

Потом он покинул мостик и метнулся к бушприту, чтобы тоже переправиться на шняву. И сразу увидел отца Фовеля: заткнув за пояс полы серой сутаны и выставив на всеобщее обозрение тощие кривые ноги, он ловко размахивал топориком.

Страсти обитателей «Атланта» так разбушевались, что часть экипажа шнявы уже сгрудилась на носовой части судна и просила пощады. Другие пытались под предводительством капитана Уиллоби пробраться к пороховому погребу и пока еще кое-как держались, подзадориваемые призывами командора.

Однако это продолжалось недолго. Картечь, выпущенная со стеньги «Атланта», попала коротышке в руку и заставила опуститься на колени. В рядах англичан наступило минутное замешательство.

Однако капитану удалось снова подняться на ноги, и он, размахивая шпагой, крикнул:

— Взрывайте судно! Взорвите его вместе с этими псами!

Англичане слишком часто видели собственными глазами, как выглядит смерть, чтобы безропотно подчиниться подобному приказу, тем более прозвучавшему из уст человека, который, возможно, через минуту станет рядовым покойником. Впрочем, тут, как раз вовремя, подоспел Лефор и, буквально бросившись на капитана, выхватил у того из рук шпагу со словами:

— Сдавайтесь, иначе никакой пощады!

Горстка матросов тут же побросала на палубу все имевшиеся у них средства защиты, признав себя побежденными.

Битва завершилась. А ведь не прошло и получаса с тех пор, как фрегат дал свой первый залп по шняве. Теперь французы были здесь полными хозяевами.

— Послушайте, лейтенант, — проговорил Лефор, — вы можете делать с этими людьми все, что вам придет в голову, но капитана оставьте мне… Уверен, ему не терпится поведать мне массу презанятных вещей!

И, обратившись к Уиллоби, добавил:

— Сударь, вы говорите по-французски, как уроженец Турени. Хватит ли у вас сил самому перебраться на борт моего корабля, или стоит приказать, чтобы вас отнесли туда на руках?

— Пошли! — только и ответил англичанин.

Теперь все английские солдаты были уже обезоружены. Точно крысы, авантюристы рыскали по всему «Уорвику», обыскивали каждый угол, рылись в шкафах и ящиках, в каютах, раздевали убитых, не мешкая, приканчивали, быстро полоснув ножом под подбородком, строптивых раненых. Добычу складывали в кучи на палубе под обезумевшими взглядами англичан, не решавшихся даже шевельнуться, дабы не навлечь гнев этих исчадий ада, которые дико хохотали и орали во всю глотку, попивая у них на глазах их спиртное, примеряя их парадные мундиры, деля между собою их золото и облачаясь в одежду, снятую с мертвецов.

Уиллоби тем временем удалился в сопровождении Лефора. Однако ему не удалось обойтись без посторонней помощи, чтобы перебраться со шнявы на бушприт «Атланта». Он получил сквозную рану — пуля навылет прошла сквозь мякоть руки. Рана оказалась болезненной, но не опасной.

Это был крошечный уродец, ростом не выше сапога, с вывернутыми в разные стороны, кривыми ножками, с багровой прыщеватой физиономией и взъерошенными, падающими на глаза и щеки волосами. Он был таким тощим, что в одежду его, казалось, могли вместиться еще трое недомерков столь же жалкого телосложения.