— Гм!.. Понимаю… — подхватил Пленвиль. — Конечно, если бы он приехал, все бы устроилось проще простого!..

— Все равно опасно! Не забывайте, что Летибудуа де Лавалле — капитан ополчения всего Каз-Пилота. А казпилотские ополченцы одинаково преданы как губернатору, так и своему капитану… Как вы думаете, могли бы они помешать?

— Кто знает… Будь с Бурле две сотни вооруженных людей, ополченцы ничего не смогут сделать, разве что подставить себя под пули. Что вам говорить, сами знаете: солдаты никогда не осмелятся поднять руку на колонистов!

— Вот и я тоже на это рассчитываю! Просто не терпится потолковать с этим Бурле!

— Боже милостивый, если вы, майор, не хотите, чтобы здесь было замешано ваше имя, то ничего не предпринимайте сами. Уж позвольте, я сам займусь этим делом!

— Да нет, дело в том, что мне хотелось своими глазами поглядеть на этого типа. Судя по вашим словам, хоть он и птица невысокого полета, куражу ему не занимать, не так ли?

— Я сам с ним потолкую. Меня он послушает. Что я могу пообещать ему в награду за труды?

Майор бросил на собеседника вопросительный взгляд и проговорил:

— Откуда мне знать? Вы ведь говорили, он честолюбив. Как далеко простираются его амбиции? Все дело в этом. Сами понимаете, ведь нельзя же давать слишком серьезных обещаний швали столь низкого пошиба. Все равно рано или поздно его деяния приведут его на виселицу, и, по правде говоря, ей-Богу, когда пробьет его час, я бы даже не стал об этом сожалеть! А вы, что бы вы сами предложили ему на моем месте?

Пленвиль в задумчивости запустил пальцы в свои длинные космы, откинув их со лба на сморщенный, словно старый, высохший пень, затылок.

— Я, будь я на вашем месте, майор, пообещал бы ему хорошую плантацию. И сдается мне, есть одна такая, что вполне бы пришлась ему по вкусу, подле Замка На Горе…

Рул даже вздрогнул от неожиданности, потом переспросил:

— Замка На Горе?! Черт побери, похоже, у этого типа неплохой аппетит!

— Да нет, вы меня не совсем поняли, я вовсе не имел в виду сам замок или прилежащие к нему постройки… Я говорил о земле, что расположена книзу от него — из нее без особых хлопот можно было бы извлекать приличные барыши…

— Вы говорите о земле на Морн-Ноэль? Но ведь она принадлежит господину де Лашардоньеру, он получил ее в наследство от женщины, на которой женился, когда приехал сюда, на остров.

— Полно, да она ему совсем без надобности! Лашардоньер больше солдат, чем колонист. Пользуясь своей властью, без труда смогли бы уговорить его уступить эту землю.

— Что ж, посмотрим. Все будет зависеть и от того, какие услуги на деле сможет оказать этот тип Бурле!

— Что касается того дельца, майор, о котором мы с вами толковали, то тут вы вполне можете на меня положиться. Что поделаешь, в последнее время генерал и вправду стал заметно сдавать. Это уже больше не тот отчаянный дуэлянт и задира, каким знавали его прежде, а человек больной, разбитый подагрой, да с ним теперь без труда справится и ребенок! Единственное, о чем я хотел бы вас попросить, это как можно скорее дать мне знать, явится ли губернатор на эти крестины. Вообще-то он ведь согласился стать крестным отцом, стало быть, должен приехать! Ну, а об остальном позаботится Бурле, положитесь на меня.

— Договорились, я тотчас же дам вам знать.

— Ну а теперь, — добавил колонист, поднимаясь с кресла, — еще по глоточку рома. Он не может принести вам вреда, даже несмотря на жару, к тому же, надеюсь, вы окажете мне честь и отобедаете у меня в доме. Вам ведь известно, вот уже десять лет, как мои земляные крабы славятся на весь остров! Добрая трапеза поможет вашим ногам покрепче держаться в стременах, и вы без труда наверстаете потерянное время…

— Ладно, будь по-вашему! Только не надо устраивать слишком долгих обедов. Мне бы не хотелось настораживать кого-то чересчур частыми наездами в ваш дом. На сей раз удалось найти весьма удобный предлог: я сказал генералу, будто вы требуете, чтобы в Карбе была устроена своя весовая…

— Ха! Отличная мысль, майор! Нам и вправду не помешала бы здесь своя весовая, надеюсь, вы уж не забудете об этом, когда придет время, а оно ведь уже не за горами, так, что ли?

Он замолк, снова выпил, потом, будто ему вдруг в голову пришла какая-то неожиданная мысль, воскликнул:

— Черт побери! Но там ведь останется еще и вдова!

— Вдова? Какая еще вдова?

— Ясное дело какая!.. Мадам Дюпарке… Ну, конечно! Мадам Дюпарке, в случае смерти мужа все права перейдут к ней. Ведь как-никак, а она его законная наследница и, стало быть, станет безраздельной хозяйкой острова! Не кажется ли вам, что она в полной мере воспользуется связями самого различного толка, чтобы прибрать к рукам все полномочия своего мужа? Уверен, именно так она и поступит! Дама она горячая, да и храбрости ей не занимать, себе на уме, говорят, любого мужика заткнет за пояс, ко всему прочему, ей надо будет позаботиться о будущем своих детей…

Мерри Рул негромко усмехнулся.

— Мой дорогой Пленвиль, — медленно, как-то доверительно заметил он, — помогите мне избавиться от Дюпарке, а уж со всем остальным я и сам справлюсь. Мне известно об этой даме достаточно вещей самого неприглядного свойства, чтобы доказать, какую роковую, пагубную для всей колонии роль играла она до сего времени на нашем острове! Более того, доводы, какими мы сможем воспользоваться против нее, станут в будущем еще более убедительными, чем сейчас. Ни одна женщина никогда не сможет оправдаться против обвинения в измене и предательстве. А наша мадам Дюпарке, если верить известным и весьма осведомленным персонам, среди которых, к примеру, господин де Лапьерьер, была любовницей одного шотландского кавалера, который, кстати, не так давно снова объявлялся на острове. Это тот самый шотландец, что по поручению одного француза купил остров Гренаду…

Смех его стал чуть громче, потом он добавил:

— А вы, неужто вы не видите никакой связи? Неужто вам не ясно, что мадам Дюпарке, возможно, все еще любовница этого иностранца и тот воспользовался ее благосклонностью, дабы спровоцировать это вторжение караибов, благодаря которому эскадра майора Пенна должна была завладеть Мартиникой?

Пленвиль слушал, разинув рот и не произнося ни единого слова.

— Вот так! — с какой-то настойчивостью воскликнул майор, будто в нем вдруг с новой силой разгорелись все прежнее злопамятство и жажда мести. — Эта дама — не более не менее как обычная куртизанка, из разряда тех, что мы называем потаскухами! Конечно, она большая жеманница, корчит из себя этакую недотрогу, этакую святую невинность! Но уж я-то знаю ей цену, да и Лапьерьеру тоже довелось убедиться, на что она способна! Так что можете мне поверить, Пленвиль, уж с ней-то, с этой самой так называемой мадам Дюпарке, я справлюсь в два счета! Повторяю, избавьте меня от генерала, а остальное я беру на себя! Она предательница! Мало того, что она укрывала под своей крышей иностранных шпионов, она еще и оказывала им помощь и поддержку! Она была их сообщницей, и уж, во всяком случае, не красотке вроде нее запугать меня и расстроить мои замыслы!

Вот-вот уже должна была опуститься ночь, когда Мерри Рул покинул дом Пленвиля. Он принял из рук раба своего коня, забрался в седло и на прощание еще раз помахал колонисту, прежде чем пуститься вскачь по обсаженной кокосовыми пальмами дороге.

Он уже сожалел, что наболтал слишком много, дал Пленвилю столько обещаний — обещаний, относительно которых у него вовсе не было полной уверенности, что он и вправду будет в состоянии их сдержать. Вот, к примеру, в запальчивости он поклялся сурово покарать мадам Дюпарке. Но ведь на самом деле даже в случае смерти генерала ему, прежде чем добраться до его супруги, пришлось бы иметь дело с Суверенным советом, которому прежде короля дано было бы решать, вправе ли наследница претендовать на все полномочия своего покойного супруга. Кому-кому, а уж Рулу-то было доподлинно известно, что подавляющее большинство в совете высказалось бы в пользу молодой вдовы. И теперь он одну за другой обдумывал множество всяких хитроумных уловок, с помощью которых ему удалось бы опорочить ее в глазах членов совета и Окончательно с ней покончить.