* * * Улыбнись мне еле-еле {127}, что была в раю хоть раз ты. Этот рай одной недели назывался Саулкрасты. Там приют наш был в палатке у смолистого залива, чьи доверчивы повадки, а величие сонливо. В Саулкрасты было небо в облаках и светлых зорях. В Саулкрасты привкус хлеба был от тмина прян и горек. В Саулкрасты были сосны, и в кустах лесной малины были счастливы до слез мы, оттого что так малы мы. Там встречалася не раз нам мавка, девочка, певунья, чье веселым и прекрасным было детское безумье. В ней не бешеное пламя, не бессмысленная ярость, — разговаривала с пнями, нам таинственно смеялась… С синим небом белый парус занят был игрою в прятки, и под дождь нам сладко спалось в протекающей палатке. Нам не быть с мечтой в разлуке. На песок, волна, плесни-ка, увлажни нам рты и руки вместо праздника, брусника. Мы живем, ни с кем не ссорясь, отрешенны и глазасты. Неужели мы еще раз не увидим Саулкрасты? 1972 Как Золотую Книгу в застежках золотых же, я башенную Ригу читаю по-латышски. Улыбкой птицеликой смеется сквозь века мне царевна-горемыка из дерева и камня. Касавшиеся Риги покоятся во прахе — кафтаны и вериги, тевтоны и варяги. Здесь край светловолосых, чье прошлое сокрыто, но в речи отголосок священного санскрита. Где Даугава катит раскатистые воды, растил костлявый прадед цветок своей свободы. Он был рыбак и резчик и тешил душу сказкой, а воду брал из речек с кувшинками и ряской. Служа мечте заслоном, ладонью меч намацав, бросал его со звоном на панцири германцев. И просыпалась Рига, ища трудов и споров, от птиц железных крика на остриях соборов… А я чужой всему здесь, и мне на стыд и зависть чужого сна дремучесть, чужого сада завязь. Как божия коровка, под башнями брожу я. Мне грустно и неловко смотреть на жизнь чужую. Как будто бы на Сене, а может быть, на Рейне души моей спасенье — вечерние кофейни. Вхожу горбат и робок, об угол стойки ранюсь и пью из темных стопок, что грел в ладонях Райнис… Ушедшему отсюда скитаться и таиться запомнится как чудо балтийская столица. И ночью безнебесной услышим я и Лиля, как петушок железный зовет зарю со шпиля. Гори, сияй, перечь-ка судьбе — карге унылой, янтарное колечко на пальчике у милой. Да будут наши речи светлы и нелукавы, как розовые свечи пред ликом Даугавы. 1972 Светлы старинные соборы. В одном из них по вечерам сиял и пел орган, который был сам похож на Божий храм. И там, воспряв из тьмы и праха, крылами белыми шурша, в слезах провеивала Баха миротворящая душа. Все лица превращались в лики, все будни тлели вдалеке, и Бах не в лунном парике, а в звездном звоне плыл по Риге. Он звал в завременную даль от жизни мелочной и рьяной и обволакивал печаль светлоулыбчивой нирваной. И мы, забыв про плен времен, уняв умы, внимали скопно, как он то жаловался скорбно, то веселился, просветлен. Мы были близкие у близких, и в нас ни горечи, ни лжи, и светом сумерек латвийских просвечивали витражи. И развевался светлый саван под сводами, где выше гор сиял и пел орган, и сам он был как готический собор. 1972 * * * М. Рохлиной Марленочка, не надо плакать {130}, мой друг большой. Все — суета, все — тлен и слякоть, живи душой. За место спорят чернь и челядь. Молчит мудрец. Увы, ничем не переделать людских сердец. Забыв свое святое имя, прервав полет, они не слышат, как над ними орган поет… Не пощадит ни книг, ни фресок безумный век. И зверь не так жесток и мерзок, как человек. Прекрасное лицо в морщинах, труды и хворь, — ты прах — и с тем, кто на вершинах, вотще не спорь. Все мрачно так, хоть в землю лечь нам, над бездной путь. Но ты не временным, а вечным живи и будь… Сквозь адский спор добра и худа, сквозь гул и гам, как нерасслышанное чудо, поет орган. И Божий мир красив и дивен и полон чар, и, как дитя, поэт наивен, хоть веком стар. Звучит с небес Господня месса, и ты внизу сквозь боль услышь ее, засмейся, уйми слезу. Поверь лишь в истину, а флагам не верь всерьез. Придет пора — и станет благом, что злом звалось… Пошли ж беду свою далече, туман рассей, переложи тоску на плечи твоих друзей. Ни в грозный час, ни в час унылый, ни в час разлук не надо плакать, друг мой милый, мой милый друг. 1972 |
