* * * Не брат с сестрой, не с другом друг {97}, без волшебства, без чуда, живем с тобой, как все вокруг, — ни хорошо, ни худо. Не брат с сестрой, не с другом друг, еще смеемся: «Эка беда!» — меж тем как наш недуг совпал с бедою века. Не брат с сестрой, не с другом друг, а с женщиной мужчина, мы сходим в ад за кругом круг, и в этом вся причина. Не брат с сестрой, не с другом друг, и что ни шаг — то в бездну, — и хоть на плаху, но из рук, в которых не воскресну. 1967 * * * Уходит в ночь мой траурный трамвай {98}. Мы никогда друг другу не приснимся. В нас нет добра, и потому давай простимся. Кто сочинил, что можно быть вдвоем, лишившись тайн в пристанище убогом, в больном раю, что, верно, сотворен не Богом? При желтизне вечернего огня как страшно жить и плакать втихомолку. Четыре книжки вышло у меня. А толку? Я сам себе растлитель и злодей, и стыд и боль как должное приемлю за то, что все придумывал — людей и землю. А хуже всех я выдумал себя. Как мы в ночах прикармливали зверя, как мы за ложь цеплялись не любя, не веря. Как я хотел хоть малое спасти. Но нет спасенья, как прощенья нету. До судных дней мне тьму свою нести по свету. Я все снесу. Мой грех, моя вина. Еще на мне и все грехи России. А ночь темна, дорога не видна… Чужие… Страшна беда совместной суеты, и в той беде ничто не помогло мне. Я зло забыл. Прошу тебя: и ты не помни. Возьми все блага жизни прожитой, по дням моим пройди, как по подмостью. Но не темни души своей враждой и злостью. 1967 1967–1994 * * * Тебя со мной попутал бес {99} шататься зимней чащей, где ты сама была как лес, тревожный и молчащий. В нем снег от денного тепла лежал тяжел и лепок — и стыли ножки у тебя в ботиночках нелепых. Мы шли По лесу наугад, навек, напропалую, и ни один не видел гад, как я тебя целую. Дышал любимой на виски и молча гладил руки и задыхался от тоски и нестерпимой муки. Нам быть счастливыми нельзя, а завтра будет хуже, — и лишь древесные друзья заглядывали в души. Да с лаской снежная пыльца, неладное почуяв, касалась милого лица и горьких поцелуев. 1967 * * * На сердце красится боль и досада {100}. Милым лицом твоим весь озарясь, только с тобою изыйду из ада, Лиля Карась. Прелесть примет твоих неуловима. Ты во спасенье мое родилась. С верой шепчу твое светлое имя, Лиля Карась. Жизнь твою стиснули робость и жалость страхом беды повседневно казнясь, тайной мечтанья в ночах освежалась Лиля Карась. В шуме вражды беззащитен и странен лик твой иконный, но братством гордясь, рады деревья в бору, что сестра им Лиля Карась. Кончатся сроки раздумий и странствий. Хватятся правнуки: как ты звалась? Встретимся травами. Шепотом: — Здравствуй, Лиля Карась. Только с тобой, — до последней одышки, по бездорожию, злу не корясь, — в шапочке вязаной, в старом пальтишке Лиля Карась. А как уйду, от разлуки избавлен, горечью вея да прахом курясь, будем вовеки: Борис Чичибабин — Лиля Карась. 1967 * * * В январе на улицах вода {101}, темень с чадом. Не увижу неба никогда сердцем сжатым. У меня из горла — не слова — боли комья. В жизни так еще не тосковал ни по ком я. Ты стоишь, как Золушка, в снегу, ножки мочишь. Улыбнись мне углышками губ, если можешь. В январе не разыскать следов. Сны холонут. Отпусти меня, моя любовь, камнем в омут. Мне не надо больше смут и бед, славы, лени. Тихо душу выдохну тебе на колени. Упаду на них горячим лбом. Ох, как больно! Вся земля — не как родильный дом, а как бойня. В первый раз приходит Рождество в черной роли. Не осталось в мире ничего, кроме боли. И в тоске, и в смерти сохраню отсвет тайны. Мы с тобой увидимся в раю. До свиданья. 1968 |