Я — безумный и добрый леший. У меня лесные глаза. С волосатых моих предплечий По ладоням течет роса. Я люблю смоляные чащи И березы в сиянье зорь, И дареных обедов слаще Черный хлеб и морская соль. А в лесах запевают птицы, И когда, потрудясь, поем, Без смущения рву страницы Знаменитых людских поэм. Простираю до солнца лапы, Ненавижу людской обман. Не стыдясь, богатырь и слабый Приникают к моим губам. Все люблю и храню, а паче Ребятишек наивный быт, Запах детский да смех ребячий. Никому не чиню обид. Налетай, мой любимый ветер, Раздувай нутряной костер! Все мне братья на белом свете, Исключая младых сестер. И не мне, и не мне отпираться От всего, чему сердцем рад, От бессонницы, от пиратства, От великих моих утрат. Не позднее 1952 * * * С благодарностью всем, кого любим {491}, Мы в певучие трубы вострубим. Мы прославим как редкостный дар Лесоруба удачный удар, И торжественный труд земледельца, Чтобы Север в колосья оделся, И учителя в дальнем селе, Чтобы людям жилось веселей, — С благодарностью всем, кого любим, С благодарностью северным людям, Кто, с морозу на пальцы подув, Как железо ломает беду, Кто глухой и неласковый Север Полюбил, приукрасил, засеял. Не позднее 1952 Книга 2. Солнце на улицах * * * Я не служил унынию и лени {492}, Как Бог трудился, ширью мировой Дышал и брел, о девичьи колени Любил тереться русой головой. И день настал, и вот сбираю дань я, И перед сонмом дружественных лиц Усталый смех труда и обладанья Да прозвенит с отчетливых страниц. Хвала мужам и женам человечьим, Хвала рожденным в муках и крови, Ночам и дням, утратам и увечьям, Дыханью грез и чувственной любви! Расти, душа, под шум лесной листвы, Для новых дум, для нового труда. Оставьте всякое отчаяние, Вы, Входящие сюда. Не позднее 1952 * * * Трепет жизни, всю душу пронявший {493}, Свет весенний, хмельное питье, Замолчишь ты, мальчишество наше? О, шуми, золотое мое! В честь того, чтоб случалось почаще, Ради верных и радостных рук, Подымайте зажженные чаши, На колени берите подруг. И под вольное пенье рассказа, Словно музыка дум о былом, Виноградные горы Кавказа Засверкают над нашим столом. И откроются пышные дали, И воочью возникнут из тьмы Все загадки, что мы разгадали, Города, что построили мы. И наполнится полночь огнями, И осыплет с макушки до пят Злато злаков, посеянных нами, И лесные ключи закипят. Среди тостов соленых и зычных, Среди сочных колбасных гирлянд Будь как дома, знаток и язычник, Пробуй все, веселись и горлань! О, дороги, покрытые пылью, В звоне бури и в шелесте трав. О, приблизься, заря изобилья! О, побудь еще, юность, щедра! Подымай благодарные взоры, Золотая моя немота. Мастера, оптимисты, обжоры, Я пожизненно ваш тамада! Пусть за далью, за далью степною, Обнаженное, в звездной пыли, Запоет под победной ступнею Вечно юное тело земли. Не позднее 1952 * * * Не хочу на свете ничего я {494}, Кроме вечной радости дорог, Чтоб смеялось небо голубое И ручьи бежали поперек, Кроме сердца бьющегося, кроме Длинных ног и трепетных ноздрей, Золотых ночлегов на соломе И речных купаний на заре. Не желаю ничего на свете, Только пить румяную росу, Слушать, как трещат сухие ветви И гремят кузнечики в лесу, До пупа порвать свою рубашку, Сапоги отдать кому-нибудь, Рыжих пчел и милую ромашку Благодарным словом помянуть. Ничего на свете не хочу я, Лишь бы жить свободным и босым, Под хмельными звездами ночуя, Славя ту, чей свет неугасим. В добром смехе голову закинув, Каждой травке верен и знаком, Пить вино из глиняных кувшинов, Заедая хлебом с чесноком. Не позднее 1952 |