1
С чего мне начать и с чего подступиться?
С того ль, что в декабрьскую стужу беда —
влюбиться? С того ль, что бездомною птицей
болтливый мороз на заре щебетал?
С того ль, что прозрачные звонкие латы
одели деревья? С того ль, что сама
в те ночи в серебряном пепле была ты
Снегурочка, Вьюга, Царевна-Зима?
С того ль, что явилась ты славы случайней,
с того ль, что покамест в глазах не темно,
ни людям, ни далям, ни счастью, ни тайне
тебя у меня отобрать не дано?
Ну, как мне подъехать? Ну, как описать
те снежные ночи, что в сердце дымятся?
Причина становится притчей, пейзаж
в насмешку мне странные строит гримасы.
А может быть, будет удобней и проще,
пейзаж и причину отринув к чертям,
опять за тобою бросаться на площадь,
пропащую голову враз очертя?
И громко шептать: Это я, Неизвестный.
Пусть новым Петраркой мне в жизни не быть,
я — юный и гордый, я — чуткий и честный,
попробуй за это меня полюбить.
Трудись и шали, и безумствуй, и празднуй,
пока не сорвусь и пока не паду,
хочу тебя видеть веселой и властной,
куда б ни послала, послушный, пойду.
И снова смешить тебя словом и видом,
и снова смешаться в стотысячный раз,
по хрупкому снегу хрустя деловито,
заглядывать в щелки смеющихся глаз.
И снова, над уханьем вьюги возвысясь,
с заждавшихся губ поцелуи срывать
и нашу короткую нежную близость
еще не придуманным словом назвать.
И снова, напившись почти допьяна
той близостью, в темень врываться с туману,
с воды — и святых Александра и Анну
в веселых молитвах своих поминать
2
В ресницах твоих — две синих звезды,
а ты смеешься, и ты — со мною.
Белая вьюга в ушах свистит.
Что я скажу про счастье земное?
Взоры твои заблудились во мне,
волосы — ночи весенней темней.
Белая вьюга, как белая птица,
в ноги твои отдыхать садится.
В ресницах твоих — две синих звезды,
голос звучит, как сама поэзия…
Страшно мне говорить Вам «ты»
и целовать в голубом подъезде.
3
Ну, расскажи, ну, каково тебе,
что с камнем шепчется капель?
Не о тебе ль вздыхает оттепель,
и дождь шумит не о тебе ль?
Ну, каково тебе, что в лепете
тумана, влаги и тепла
сугробы плещутся, как лебеди,
и в ночь оттаивает мгла?
Скажи сама, чем очарована
зима. С чего, — скажи сама, —
впотьмах под март замаскированный,
декабрь, сводящий всех с ума?
С чего весною пахнут улицы
и ходят слухи о ворах
и безнаказанно целуются
во всех подъездах и дворах?
Мне не в чем лгать и не в чем каяться,
и горечь не с чего срывать,
и в строки странные слагаются
мои случайные слова.
1945–1946
