* * * Солнце. Ручьи. Деревья {529}. Ночи идут на убыль. Краску платком стерев, я Милой целую губы. Весь я тебя не стою. Ты мне скажи, подруга, Дружим ли мы с тобою, Любим ли мы друг друга. Скоро прольются ливни, Жизнь зашумит лесная. Нет моих дум наивней. Я ничего не знаю. Что нам дано судьбою? Поздно ль придет разлука? Дружим ли мы с тобою? Любим ли мы друг друга? Что мне — на век, на час ли День наш румян и светел, — Буду до смерти счастлив Тем, что ты есть на свете. Легкой ступай стопою Вдоль золотого луга. Дружим ли мы с тобою? Любим ли мы друг друга? Помнишь, как полночь нижет Цепи своих созвездий? Сколько любимых книжек Мы прочитаем вместе! Как ты чиста душою! Как твоя плоть упруга! Дружим ли мы с тобою? Любим ли мы друг друга? Что б ни случилось с нами, Будет ли в жизни худо, — Мы навсегда узнали Лучшее в мире чудо. Пахни лесной смолою, Нежности будь порука. Дружим ли мы с тобою? Любим ли мы друг друга? Юность, твои ль вернулись Годы капели дымной? В шумном веселье улиц Сладко с тобой идти мне. Не была к нам скупою Радость земного круга, Дружим ли мы с тобою, Любим ли мы друг друга. Не позднее 1953 * * * От бессониц ослепнут очи {530}. Смерть попросит: со мною ляг. Млечной пылью в татарской ночи Заклубится Чумацкий Шлях. Это может случиться завтра. Так ответствуй, степная синь: Разве я этой книги автор, Человеческий глупый сын. Эта книга — о самой светлой, Самой сладкой из ста земель, Эту книгу листали ветры, Надышал на страницы хмель. Край родимый, ни в коей мере, В светлом дыме рассветных рос, Не отыдет душа от прерий. Я ж там с детства бродил и рос. Простелись, золотист и снежен, Колыбельный простор славян! Сколько музыки в слове «Нежин», Как нежны у тебя слова! Край родимый! В огне и дыме Бедовал ты, хрипел и чах. Но звонки кавуны и дыни На твоих золотых бахчах. Когда кровь моя будет литься, Черноземную пыль поя, Посмотри, запорожский лыцарь: На две капли — одна — твоя… …Если скажете мне: «сыграй нам Задушевную боль души», — Я сыграю: звени, Украйна, — Толь тем я и буду жив. Не позднее 1953 * * * Если дома — россиянин, То под северным сияньем Сразу делаюсь хохлом. Никому души не сдам. Школа. Молодость. Чугуев. Десять тысяч поцелуев Милым репинским местам. Нету родины теплей. Ни дышать, ни увлекаться Нечем, нечем без акаций, Без любимых тополей. А украинский язык! Мова наша золотая, По тебе я голодая, Душу всю твою постиг. Там, где зори высоки, Можно ль сердцу не кохаты Наши беленькие хаты И зеленые садки, Нашу солнечную лень, Нашу негу, нашу удаль, — Ну, а песни — то не чудо ль? Их полюбит и тюлень. Мне ж тем более нельзя, И по сердцу не пришлись бы Ни бревенчатые избы, Ни холодные глаза. Не позднее 1953 Эпиграммы и шуточные стихотворения{532}
1950-е годы — Гончар {533} иным чета ли? — Не Шолохов отнюдь. — Боимся утонуть. — Чего беды бояться? Всего воды по яйца. * * * И сказали: «Хар-ра-ша!» Паустовскому {536} ж не дали Ни медали, Ни шиша. * * * Промеж балок и ветвей В лаврах воспарил Волосатый соловей — У него тарзаний Облик и девиз, Явно для терзаний Млеющих девиц. В орденах, картав, румян, По усам — почет. Скажут — сделает роман, Пьеску испечет. Сей пиит неистощим. Он не из раззяв. Что с Сережи не стащил, |
