* * * На мой порог зима пришла {59}, в окошко потное подула. Я стыну зябко и сутуло, грущу — и грусть моя грешна. И то ли счастье, то ли сон на мой порог, как снег, упали, и пахнет милыми губами мое горящее лицо. Я жарюсь в чертовых печах. (Как раз за лириков взялись там!) Я нищетой до дыр залистан. О, не читай меня, печаль. Ты ж, юность, смейся и шали, с кем хочешь будь, что хочешь делай. Метелью праздничной и белой во мне шумят твои шаги. Душе и сладко, и темно, ей не уйти и не остаться, — и трубы трепетные счастья по-птичьи плачут надо мной. 1962 * * * Все деревья, все звезды мне с детства тебя обещали {60}. Я их сам не узнал. Я не думал, что это про то. Полуночница, умница, черная пчелка печали, не сердись на меня. Посмотри на меня с добротой. Как чудесно и жутко стать сразу такими родными! Если только захочешь, всю душу тебе отворю. Я твержу как пароль каждым звуком хмелящее имя, я тревожной порой опираюсь на нежность твою. Не цветными коврами твой путь устилала усталость, окаянную голову северный ветер сечет. Я не встречусь с тобой. Я с тобой никогда не расстанусь. Отдохни в моем сердце, покуда стучится еще. Задержись хоть на миг — ты приходишь с таким опозданьем. Пусть до смертного часа осветит слова и труды каждый жест твоих рук, обожженных моим обожаньем. Чудо жизни моей, я в долгу у твоей доброты. 1962 * * * Зову тебя, не размыкая губ {61}: — Ау, Лаура!.. Куда ни скажешь, в пекло и в тайгу пойду понуро. Мне свет твой снится в дымке снеговой, текуч и четок. Я никогда, нигде и никого не звал еще так. Давным-давно, веселый и земной, я верил в чудо, но разминулось милое со мной. Мне очень худо. И не страшна морская круговерть, не дорог берег. Не на крутых камнях я встречу смерть, а в добрых дебрях. Исполню все, чего захочешь ты, правдив и целен, хоть Наши судьбы розны и чужды, как юг и север. Прими ж привет от бывшего шута и балагура. И пусть звучит у времени в ушах: — Ау, Лаура!.. <1962> Так-сяк, и трезво, и хмельно, в кругу друзей сквозь жар и трепет, на службе, если дело терпит, в кафе, в троллейбусе, в кино, пока душа не обреклась ночному холоду и лени, смотрю на женские колени, не отводя упрямых глаз. Земному воздуху верны, округлы, розовы, хрустальны, соблазна плод и парус тайны, — пред ними нет моей вины. Как на заморскую зарю — не веря в то, что это худо, — на жизни чувственное чудо с мороза зимнего смотрю. Сумы дорожные свалив, как мы смеемся, что мы шепчем, когда в колени ждущих женщин роняем головы свои. Весь шар земной, весь род людской, шута и гения — вначале колени матери качали с надеждой, верой и тоской. Природа женщины сама — стыдливость, жертвенность и шалость — в них упоительно смешалась, сводя художников с ума. Спасибо видящим очам! Я в греховодниках не значусь, но счастье мне дарила зрячесть, и я о том не умолчал. Не представляю слаще лон и, как на чудо Божье, пялюсь, как соком плод, как ветром парус, они наполнены теплом. Досталось мне и стуж, и гроз, но все сумел перетолочь их, когда, голея сквозь чулочек, лучило нежное зажглось. Пусть хоть сейчас приходит смерть, приму любое наказанье, а если выколют глаза мне, я стану звездами смотреть. Они мне рай, они мне Русь, волчонком добрым льну и лащусь, уж сорок лет на них таращусь, а все никак не насмотрюсь. 1962 Твой лоб, как у статуи, бел, и взорваны брови. Я весь помещаюсь в тебе, как Врубель в Рублеве. И сетую, слез не тая, охаянным эхом, и плачу, как мальчик, что я к тебе не приехал. И плачу, как мальчик, навзрыд о зримой утрате, что ты, у трех сосен зарыт, не тронешь тетради. Ни в тот и ни в этот приход мудрец и ребенок уже никогда не прочтет моих обреченных… А ты устремляешься вдаль и смотришь на ивы, как девушка и как вода любим и наивен. И меришь, и вяжешь навек веселым обетом: — Не может быть злой человек хорошим поэтом… Я стих твой пешком исходил, ни капли не косвен, храня фотоснимок один, где ты с Маяковским, где вдоволь у вас про запас тревог и попоек. Смотрю поминутно на вас, люблю вас обоих. О, скажет ли кто, отчего случается часто: чей дух от рожденья червон, тех участь несчастна? Ужели проныра и дуб эпохе угоден, а мы у друзей на виду из жизни уходим. Уходим о зимней поре, не кончив похода… Какая пора на дворе, какая погода!.. Обстала, свистя и слепя, стеклянная слякоть. Как холодно нам без тебя смеяться и плакать. <1962> |