* * * То отливая золотом, то ртутью {499}, А то желта, как старая слюда, За гранью гор и за метельной мутью Скользит, журча, куринская вода. Изборожденной трещинами грудью К ней берег слег, не причинив вреда, И, вся сверкая ересью и жутью, Скользит, журча, куринская вода. Давным-давно, в минувшие года Веселый Пушкин брел по сухопутью, Играя жизнью, заглянул сюда. Он вкус ее похваливал тогда. И, памятью горда, под дымной мутью Скользит, журча, куринская вода. <1942–1945> * * * И вот дарован нам привал: {500}Сидим и почиваем. Здесь в прошлом Лермонтов бывал, И мы теперь бываем. Возможно, этот вот гранит И этот вот песчаник О нем предание хранит В таинственном молчанье… Однако ж, лютая жара. Смотрю и вижу еле: Стоит высокая гора. Над ней века шумели… …Трава, желтея и шурша, Сгорит от зноя скоро… На той горе лежит Шуша — Великолепный город. Как солнцем выжженный скелет, В колеблющемся зное, Она белеет на скале Могильной белизною. В ее глазницы заглянуть Лишь звездочкам падучим. Ах, до нее невесел путь: Карабкаться по тучам. Скажи, скажи мне, камень гор, Единственному в свете, Не здесь ли Лермонтова взор По-доброму стал светел… А на заре иных времян Кровавым страшным летом Здесь турки резали армян По вражеским наветам. Враги, сердечные, секлись Калеными клинками, И кровь с горы бежала вниз И капала на камень. <1942–1945> * * * Вечер в белых звездах был по праву {501}Обалдело горд самим собой. Ветер стих, и онемели травы, Пала пыль на плиты мостовой. Докурил и потушил, и сплюнул, Подошел к окну — и обомлел. Надвигалась ночь. И лунно-лунно В этот вечер было на земле. И таким он был тогда хорошим, Что мгновеньем стал я дорожить, Что казалось: как я много прожил, — Так хотелось мучиться и жить… Над росою стен Степанакерта Ночь текла как музыка и бред. Горы были вырезаны кем-то На холодном лунном серебре. Запахи тропических растений Растворялись в белой полумгле. Вперемежку отсветы и тени, Воплотясь, бродили по земле. И воспоминанием о детстве — Бабушкины сказки про зверей — Плакали шакалы по соседству, Будто дети плачут у дверей. Остывали от дневного жара Плиты улиц. Просыхала грязь. Под окошком целовалась пара, Никого на свете не стыдясь. Он пальто накинул ей на плечи, Обнимал, на грудь свою клоня… Я стоял, и я смотрел на вечер, И они не видели меня. Отошел, ругнувшись по привычке — Шепотом, замечу между строк, — Завернул цигарку, портил спички О сырой и стертый коробок. Мне не жаль, я в зависти не чахну, Не горюю, старчески бубня. Пусть для них сегодня травы пахнут, Как когда-то пахли для меня. Только жаль, что время слишком грузно, Что ничем не в силах я помочь, Что когда-нибудь им будет грустно Вспоминать сегодняшнюю ночь. <1942–1945> * * * Как мать судьбой дана сынам {502}, Ты мне навеки дан, И я пою тебе салам, Седой Азербайджан. То вам салам, вершины гор, Салам скупым полям, За ветер, солнце и простор И за любовь — салам! Иду за каменную грань, Весной твоей дыша. Здесь песней славится гортань И мужеством душа. Зеленый вьется виноград По стенам, по стволам. Кто хмелю жизни вечно рад, От тех тебе салам. Куда тебя в зловещий дым Тропа твоя вела? Не ветхим древностям твоим Звучит моя хвала. Ты в ложный пафос не втяни Души не по делам, — Но звонким вышкам нефтяным От всей земли салам. Мой друг, людей боготвори, Что встретишь на веку. Коль есть еще богатыри, Они живут в Баку. Крепка рука, и точен глаз, И правда весела. Салам, друзья, рабочий класс, Товарищи, салам. Не экзотический Восток В запыленных веках — Здесь нежный пенится хлопóк У девушек в руках. И всем селениям глухим, Заброшенным углам, Я посвящаю дружбу им И говорю салам. Снега вершин от зорь алы Как в сказке, право так, И, как воробышки, орлы Сидят на проводах. Их чуткой дремы льется дрожь По сложенным крылам. А для охоты край хорош, Охотникам — салам. В бараньих шапках пастухи Зовут к себе: «уважь», Нальют вина, прочтут стихи, Спекут в золе лаваш… Войди в поля, У гор постой, Послушай поселян. Простым их душам от простой Души твоей салам. Пусть я пришел издалека, Иной страной дыша, Но вот тебе моя рука И вот моя душа. То вам салам, вершины гор, Салам скупым полям, За ветер, солнце и простор И за любовь салам. <1942–1945> |
