Блестящие, быстрые, дымные тучи. Мальчишки-ручьи рассыпаются с кручи. И девушка-травка встает из-под снега И слушает первое вешнее эхо. Стыдливые тени. Ликующий шепот. Весной где попало вдвоем хорошо быть. С высот соловьиных на зелень, на щебень Летит одуряющий высвист и щебет. Уже о панели младенческий дождик Ударился тысячью звонких ладошек, И все, что расчет — от дубов до крапивы, — Обильной и теплой росой окропило. Уже, опьяняя, черемухи белой В горячих садах молоко закипело. Уже на полянах лесных горожане Под солнцем румяным лежат голышами. Уже раскрываются почки на ветхих, На юненьких, тоненьких, голеньких ветках. А ветки бывают различной погудки: Одни — на затычки, другие — на дудки. <1953, 1962> 1 Скажите, вы любите холод, трескучий, крещенский и крепкий, здоровья осанку и хохот, как наши румяные предки, полозья порхающих санок и губы, раскрытые с негой?.. Скажите, вы любите запах лохматого русского снега, тончайшую роспись пейзажа, застывших стихов закорюки, с работы по льду пробежаться, похукивая на руки, а вечером — ежась и нежась — небес голубое свеченье?.. Скажите, вы любите свежесть дымящейся стужи вечерней, когда в ожиданье тепла мы, зевая, у печки скучаем, и строим чудесные планы, и греемся водкой и чаем?.. А утром — солнце и иней, бодрящая душу погода?.. Скажите, вы любите имя любимого времени года, растущие снежные кучи, морозца хрустящую поступь, сверкающий, свежий и жгучий отчизны отчетливый воздух? 2 Ворон ветки клюнул, каркнув, зори землю обожгли, и влюбленные из парков охладелые ушли. Горстку праздничной теплыни под пальто проносим мы. Город — в дымном нафталине, в хрупком кружеве зимы. Еле веки открывая, на окошечки дыша, в очарованных трамваях будто спит его душа… Но вглядись то там, то здесь ты: нет, косматая, шалишь! Дышат светлые подъезды теплотой людских жилищ. И, струясь румяным соком новых весен, лучших лет, льется золото из окон, пахнет солнцем свежий хлеб. Люди трудятся и любят, лица светятся от дум. С доброй речью в холод лютый речка плещется во льду. Так и я — в снега, в морозы, — хоть и втиснуты в броню, под броней прозрачной прозы праздник лирики храню. Не позднее 1962 * * * Опять, как встарь, хочу бывать {432}на берегах с тенистой чащей, хочу усталый ночевать в траве душистой и шуршащей, за муравьями наблюдать, шуметь опавшею листвою, и рассекать речную гладь, и видеть небо голубое. Опять хочу в лесной росе, мошкой докучливой бесимый, на ствол поваленный присев, елозить пятками босыми, искать проходы меж дерев, о ветки цепкие колоться и пить, от жажды одурев, с листочком воду из колодца. Еще не пылью пахнет пыл, еще далеко до развязки, а я до смерти полюбил земные запахи и краски. Клубись, туман! Струись, вода! Пой, жизнь, в лесах, в колосьях, в песнях! Пусть древен мир. Поэт всегда природе и земле ровесник. <1952, 1962> * * * Доброй, видать, закваски я {433}, любы мне труд и риск. Молодость закавказская, вспомнись и повторись! Снова пришла охота мне, — жар еще не иссяк, — свидеться с донкихотами в бурках и при усах. Снова запало в голову — утром подняться в шесть и за козлами горными к тучам по кручам лезть. Каменными громадами — весел и безголов — руки в лесах гранатовых до крови исколов. Стану, смеясь, над безднами, яростный от кощунств, тропами поднебесными вниз на луга скачусь. Там, у ромашек, канувших в пенящийся поток, сев на горячий камушек, передохну чуток. Мчится водичка, брызгая. Пчелы летят домой. Хлеб кукурузный с брынзою — ужин дорожный мой. Пусть на ходу от трения туфли гормя горят. Здравствуйте, годы древние! Вас я увидеть рад. Всех на земле богаче я, губы мои в меду, — чувственный как Боккаччио, в юность свою иду. Не позднее 1962 вернуться Первоначальный вариант см. с. 737 /В файле — Раздел 3; Из рукописного сборника 1953 года; «Блестящие, быстрые, дымные тучи…» — прим. верст./. |
