Одно неверное слово и взрыв эмоций обеспечен:

— Я не боюсь!

— Хорошо, хорошо. Заменим «боишься» на «не хочешь». Я поспешила и ошиблась. ОК?

Джули на секунду закрыла глаза, отрешившись от ненужных мыслей, попытавшись отдаться воспоминаниям, вернуться на волну чувств, пусть и не приятных. В комнате зазвучал как будто чужой, совершенно спокойный голос:

— Я теряюсь в его присутствии, он давит на меня с такой силой, что становится трудно дышать. И я хочу убежать… как можно быстрее и как можно дальше… Это не панические приступы страха, которые я испытываю в присутствии некоторых людей по непонятным причинам… это что-то другое… В нём есть свет, но он тьма, глубокая и тяжёлая, способная затянуть и раствориться в тебе, превращая в своё оружие… В нём есть добро, но он зло, не мелкое и безрассудное, тявкающее из-за угла, а глобальное, расчетливое, беспощадное, если того потребуют обстоятельства… В нём есть жизнь, но он смерть, порой влекущая своей лёгкостью…

При этих словах София вздрогнула, посмотрев на подругу долгим, проницательным взглядом. Джули продолжала, всё глубже погружаясь в свои ощущения:

— В нём есть воздух, но он кровь, густая и вязкая, способная лишить тебя возможности дышать… Показное спокойствие скрывает чувства, текущие по венам… чувства, способные ударить, как оголённый провод, вырвавшийся на свободу и безжалостный в своём слепом выборе… И ещё… я не боюсь его, но не хочу ощущать то, что у него внутри: бешеную, первобытную, практически идеально контролируемую силу и боль…

Внезапно Фарион тряхнула головой, пытаясь избавиться от наваждения, вырваться из пелены тумана и отчаяния, что несло с собой признание. Гаремова с тревогой смотрела на подругу:

— Дорогая, что это было?

Слёзы катились по щекам брюнетки, она беспомощно прошептала:

— Я не знаю… и мне страшно… — через минуту в комнате послышались сдавленные рыдания.

И только Ричард, нежно смотревший с фотографии на свою малышку, знал правду… Его улыбка говорила о радости — Джули сделала шаг вперёд на долгом пути познания своего дара… Его улыбка говорила о печали — девушка точно описала состояние его сына… слишком точно…

Целый день Сейма не находила себе места, постоянно наводя справки, что-то уточняя, перепроверяя, с кем-то созваниваясь. С каждым часом настроение женщины ухудшалось, она выглядела подавленной, обречённой, одним словом, несчастной.

О способности Берка улавливать настроения своих подчинённых относительно рабочего процесса ходили легенды. И сейчас оборотень не стала исключением. Удобно устроившись напротив своей сотрудницы, вампир молча уставился в глаза, полные слёз. Выдержать этот взгляд не представлялось возможным. Женщина замялась, пытаясь подобрать нужные слова:

— Я не уверена.

Прямота, с которой ликвидатор расставлял точки над i, часто шокировала беспощадностью:

— Лжёшь. Была бы не уверена, не собиралась бы заплакать в присутствии всего подразделения.

Слёзы предательски покатились из глаз, женщина всхлипнула. Берк осторожно накрыл руку Сеймы своей:

— Ребёнок?

Моран шокировал не только прямотой, но и проницательностью.

— Мальчик… маленький… с чёрной аурой, — оборотень достала платок, — с такими аурами мы обязаны…

Она замолчала, не в силах закончить предложение. Берк сделал это за неё:

— Ликвидировать.

— Да, — выдох, сопровождаемый громким всхлипом.

— Сейма, мы и раньше… — Моран не стал договаривать, смысл угадывался без труда, — но ты так не реагировала. В чём дело?

Молчание. Взгляд в никуда, мимо босса.

Неприятная догадка пронзила Берка, принеся ощущение лёгкого холода в груди.

— Он похож на твоего сына? Так?

Не в состоянии вымолвить ни слова, женщина кивнула в ответ. Спустя минуту Сейму будто прорвало:

— Что я здесь делаю со своими эмоциями и переживаниями? Здесь, в обители смерти и расчёта.

Пытаясь подавить рыдания, оборотень вскочила, теребя в руках платок. Берк подошёл к сотруднице, осторожно обнял, прижимая к себе. Рыдания вырвались наружу. Ликвидатор гладил волосы женщины, пытаясь подобрать слова утешения. Она — совесть и человечность подразделения, существо, контролирующее хрупкое равновесие жизни и смерти, добра и зла, воздуха и крови. Она, как ребёнок, радовалась каждой возможности вернуть человека с того света. Кажется, мужчине удалось подобрать нужные слова:

— Ты — мой спасатель. Вспомни, сколько аварий и несчастных случаев ты просчитала и предотвратила. Иногда я думаю, что без моей Сеймы люди давно бы уничтожили друг друга, по крайней мере, в России точно. Пожар в метрополитене, которого не было, взрыв газового баллона в многоквартирном доме, которого не было, самолёт, упавший на детский садик, который не упал. Все спасённые жизни — они твои. Ты нужна нам… ты нужна мне… Помни об этом.

Ему хотелось сказать: «Ты нужна местному раздолбаю, который торчит неподалёку, испепеляя меня взглядом, и отдаст всё на свете, чтобы сейчас оказаться на моём месте». Но вмешиваться в личные отношения Сеймы и Ивана Берк не посчитал нужным. Через несколько минут ликвидатор почувствовал, как оборотень начала успокаиваться. Мужчина отпустил женщину, тихо сказав:

— Держись. Я не смогу без тебя… А мальчиком займусь сам.

Он в поисках нового места преступления, в предвкушении бойни и крови. Он планирует, просчитывая каждый шаг, обдумывая детали, он рисует яркие картины убийства в своём воображении. Скоро, совсем скоро… Возможно, он болен, но зло не может всегда находиться в здравом рассудке, иначе, оно перестанет быть злом…

VIP-комната в баре «Соблазн» поражала смешением стилей, вызывая у посетителей неоднозначные чувства. Светло-бардовые стены, манящие теплом, вводящие в заблуждение спокойствием. Тёмно-бежевые кожаные диваны, стол красного дерева… искусно подобранная мебель, как немой страж мнимого постоянства… И только картина Айвазовского «Девятый вал» пыталась кричать о ловушке для тела и рассудка, но безуспешно. Нежный свет софитов гасил пытливый разум, заставляя забыть… отпустить… подчиниться…

Три неподвижные фигуры, одной из которых придётся снять маску.

Открыв дверь, Берк замер, с губ сорвалось чуть слышное:

— Мама, — спустя пару секунд более строгим тоном, — что ты здесь делаешь?

Адель Моран в лёгком, сером платье, подчёркивающем безупречную фигуру, выглядела загадочной, беззащитной и обречённой, как добровольная жертва, готовая расплатиться за свою ошибку.

— Здравствуй, Берк. Извини, что не предупредила о своём приходе, так было нужно.