Рассказ о последних пяти годах жизни выплеснулся на Софию бурным потоком откровений. Убийства, карон, тайное подразделение Морана. Но после всего сказанного подругой у Гаремовой возникло лишь странное ощущение понимания происходящего, как будто так и должно было быть, просто вуаль, за которой жила Фарион, приподнялась, и София увидела более чёткие очертания вещей и явлений, окружавших девушек.

— Куда ты вляпалась, Джули?

Подруги ещё долго сидели в полной тишине, приводя мысли в порядок. Им предстояло многое понять, осознать и, возможно, принять, но первый шаг на пути к этому был сделан.

Спустя какое-то время, желая разрядить обстановку, Джули беспечно произнесла:

— Как у тебя с Леонидом?

Казалось, невинный вопрос, а вызвал в рыжей бестии бурю негодования и злости. Услышав историю Софии, Джули впервые за несколько дней искренне улыбнулась.

— Представь, этот хам так и сказал: вы та самая бла-бла-бла. Знать надо, кому звонишь!

Немного остыв, Гаремова обречённо махнула рукой в сторону предполагаемого патологоанатома и важно изрекла:

— Чёрт с ним, давай напьёмся.

— Давай!.. — после небольшой паузы, — но, кажется, мы этим уже занимаемся.

София поправила подругу:

— Нет, мы ведём серьёзный разговор и пьём вино. А я предлагаю делать только второе, попутно перемывая кости знакомым.

— Неплохая терапия. Вперёд.

Джули казалось, что судьба нарушила некий баланс боли, в среднем рассчитанный на одного человека. Известие об исчезновении Игоря Конева накрыло новой волной переживаний и страхов за судьбу мальчика, не дав даже маленькую передышку после смерти Макса. И сейчас, сидя за рабочим столом в конторе Морана, брюнетка не могла сосредоточиться на работе.

К тому же, необычная тишина, странное поведение сотрудников, Сейма, попавшая в больницу, всё это не способствовало даже подобию душевной стабильности. Про себя Джули отметила: брюнетку нужно навестить, только узнать, куда конкретно положили женщину и с чем.

В какой-то момент Фарион отчётливо поняла, насколько она далека от всех них, сидящих рядом и работающих в одной конторе. Очень сложная, долго и тщательно подготавливаемая операция прошла не совсем успешно, но Джули ничего не знала, совсем ничего. Это начинало злить. Что здесь происходит?

Дверь кабинета Морана открылась, несчастный Иванов показался в дверном проёме, на секунду задержался, взглянув на сестру, затем быстро покинул помещение. Берк вышел через пару минут, подошёл к секретарю, затем к Марье, они обменялись парой слов. Ликвидатор показался Джули усталым. Неожиданно их глаза встретились, калейдоскоп чувств на лице Фарион неприятно поразил мужчину, заставив вспомнить о Сейме.

Нет, так не пойдёт. Возможно, он потерял одну сотрудницу, не уделив должного внимания её тревогам и переживаниям, со второй подобной промашки не будет.

— Зайди ко мне.

Джули поднялась с места, направившись к кабинету шефа. Как только они оказались одни, ликвидатор начал без вступления.

— Что случилось?

Вопрос поставил девушку в тупик. Но дежурный ответ спас ситуацию:

— Ты о чём?

Берк перевёл дыхание, устав от недомолвок и игр.

— Спрошу ещё раз: что случилось?

Что ж, решил поиграть в заботливого начальника, получай:

— Мне сложно пережить смерть любовника, — зачем она перечёркивала всё то, что создавали оба с таким трудом, Фарион не знала, но рядом с ним тормоза отказывали.

Он устал, безумно устал от всего происходящего, от всего, что вдруг случилось в двух мирах. Он устал от странных чувств к женщине, стоящей перед ним. Внезапно злость перевесила.

— Которого ты не любила, — холодно заметил Берк, тут же пожалев об этом. Он ударил по самому больному. Зачем? И почему на подобные вопросы Моран никогда не находил ответа?

Градус напряжённости повысился.

— Прости, — ликвидатор постарался вложить в простое слово всю искренность, на которую был способен, прекрасно понимая, что это уже ничего не изменит.

Ответ Джули подтвердил его уверенность:

— Я сама виновата: не нужно говорить о своих чувствах чужим, этим потом и ударят.

«Чужим» болезненно кольнуло. Только что парой слов он загубил работу многих дней. Берк коснулся рукой виска, пытаясь сосредоточиться.

— Помимо Макса тебя мучает что-то ещё.

Пришло время злиться Фарион.

— Я на приёме у психолога?

— Нет, — ликвидатор вздохнул, пытаясь взять себя в руки, мысли о Сейме не покидали его ни на минуту, — мне просто важно, чтобы сотрудники хорошо выполняли свою работу. На это ты сейчас не способна, и я хочу знать, в чём дело.

Попалась Фарион: или учись управлять лицом или выкладывай, что тебя гложет.

Но Джули решила ещё побороться:

— Мне сложно вписаться… я не понимаю, что здесь происходит.

«Зато в мою жизнь ты вписалась лучше некуда», — злостно выдал про себя ликвидатор. Шестым чувством он определил — это правда, но не вся.

— Не только это. Что ещё?

«У него что, скрытый рентген? Нет, с меня хватит. Никто не посмеет выворачивать меня наизнанку без моего согласия», — и девушка решила покинуть кабинет без объяснения причин.

Но мужчина преградил ей путь.

Фарион замерла в нескольких шагах от Морана. Признавшись Софии в неопределённом влечении к Берку, Джули осознала истину: не говори того, чего не хочешь вслух. Сказанное вслух вдруг становится слишком ярким и реальным, как будто ощущения ждали слов, чтобы выкристаллизоваться, отобразиться в жизни и занять место в первом ряду, нарушив при этом весь уклад существования, выстроенный непосильным трудом.

Фарион вновь ощутила силу, тьму, опасность, исходящую от человека, преградившего ей путь. Странно, но каждый раз «погружение в Морана» требовало всё меньше и меньше усилий, только тьма и пропасть, в которую падала Джули, приближаясь к Берку, пугали своей глубиной и бесконечностью. Но это уже не могло остановить брюнетку, смерть Макса стала последним шагом к выбранному пути.

Всё как обычно, только сильнее, мощнее, больнее… Дышать становится труднее, тело бросает в жар, но не любовный, трепетный жар, а нечто другое, тёмное и зловещее, неподдающееся объяснению, пока неподдающееся… Странное желание коснуться этого человека охватило Джули, с каждой секундой становясь невыносимее. Но чего она ждала от этого? Вновь два противоборствующих чувства слились воедино, двойственность по отношению к Морану начинала сводить с ума. Прикосновение к чему-то тёмному, пугающему, неизведанному в надежде попытаться понять и разобраться, но это влекло в другую ловушку: прикосновение к мужчине, к которому Фарион влекло и физически.