Но сущность Мелиссы не могла предаваться печали долгое время. Женщина последний раз всхлипнула, бросила взгляд вглубь пещеры, прищурилась, злобно рявкнула:

— А ты чего уставился? — и отправилась прочь.

Макс испытал шок, благодаря судьбу за то, что его не увидел Арон. Похоже, активные нагрузки идут на пользу, но теперь стоит задуматься о маскировке, в противном случае, рассеявшийся дым может принести большие проблемы.

Закончив оказывать Джули первую медицинскую помощь, Гаремова заставила подругу пойти в душ, а сама нажала кнопку на кофемашине и погрузилась в печальные размышления.

Всё сказанное Фарион казалось кошмарным сном, настолько чуждым реальной жизни, что мысли о здравом рассудке, твёрдой памяти и возможных галлюцинациях не могли пройти незамеченными. О смерти Берка думать не хотелось, хотя, Гаремова никак не могла принять данный факт.

Дверь ванной открылась, София вздрогнула, Фарион в длинном махровом халате показалась на пороге и, будто читая мысли подруги, задала вопрос в лоб:

— Ты мне не веришь и считаешь сумасшедшей?

Заглянув в карие глаза, всё ещё полные слёз, Гаремова тихо ответила:

— Нет, верю, но мысли о безумии не покидают. Причём, не только прогрессирующем твоём, но и начинающемся моём.

Джули жалко улыбнулась, устраиваясь на стуле. Внезапно рыжая бестия хлопнула себя по лбу и со словами:

— Я — чудовище! — скрылась в комнате.

Спустя минуту женщина вернулась, держа в руках бутылку виски.

— Я правильно понимаю, что вино сегодня не подойдёт?

— Абсолютно, — заверила Джули.

Подруги сидели на кухне, потягивая виски и кофе. Фарион вновь пересказала события сегодняшнего вечера, скомкав смерть ликвидатора. София не торопила, но рано или поздно поговорить об этом придётся. К концу третьего часа посиделок девушка решилась.

— Джули, ты уверена, что Морана больше нет?

Брюнетка вздохнула, сделала очередной глоток виски и тихо произнесла:

— Да, я видела всё своими глазами.

— В бинокль?

— В бинокль, — раздражённо ответила Джули, посмотрела в ночь за окном и отстранённо добавила, — знаешь, я не могу принять тот факт, что он погиб. Как будто информация присутствует, но она меня пока что не коснулась.

Фарион на минуту задумалась, затем произнесла тихим чужим голосом, — странно, ведь я даже не чувствовала к нему ничего серьёзного.

Гаремова впала в ступор от столь дикой «откровенности», чуть не выпалив: «Ага, вот только не нужно. Постоянные слёзы из глаз, как доказательство обратного», но вслух заметила:

— Странно, но я тоже не могу принять его смерть.

Джули дёрнулась, глаза опасно блеснули.

— Он погиб, София, его больше нет. После такого не выживают, пойми, не выживают.

В эту минуту Гаремова осознала одну вещь: «Не приняв чужую смерть, в неё можно поверить».

— Прости. Всё случившееся кажется ночным кошмаром. Давай подробности обсудим завтра, после того, как придёшь с работы, узнав, что там и как. Кстати, ты так и не решила взять отгул?

— Нет, я не выдержку дня ожидания.

— Хорошо, — подвела итог София.

На глаза рыжей бестии навернулись слёзы, впервые за много лет она не хотела, чтобы наступило завтра, ведь завтра означало принятие смерти Морана со всеми вытекающими последствиями, включая и боль Джули.

Он старался забыть каким был раньше. Пётр Неменцев, живущий здесь и сейчас, предпочитал одиночество человеческому общению, ночи со шлюхами любви тех, от кого болело сердце и разум давал сбой.

До связи с вдовой Моран жизнь наёмника напоминала горную реку, бурно текущую под небом, затянутым чёрными тучами. И в этой жизни была своя красота: дикая и гордая, опасная и холодная, от которой нельзя ожидать милости и которой нельзя не восхищаться. Но женщина-вампир незаметно нарушила привычный уклад, всё чаще вовлекая Неменцева в мир, где река текла спокойно и властно, наслаждаясь собственной силой и мощью. Она тоже была опасной, скрывая необузданную энергию, способную изменить мир.

Встреча за встречей, воспоминание за воспоминанием, Пётр не заметил, как часть его новой сущности повернулась к человеческому прошлому с пониманием чувств других людей.

Анализируя события, произошедшие на поляне, наёмник корил себя за обещание, данное Адель Моран. Какой смысл? Он попробовал спасти Берка, получил удар от карона, затем бросил ликвидатора, пытаясь выйти на убийцу. И вновь поражение, только уже от хозяина монстра, в руках которого находился обычный пистолет. И не важно, что пуля оказалась покрыта какой-то едкой дрянью, не важно, что долбанная пуля для кора в человеческом обличии была не сравнима с пулей для кора в обличии летучей мыши. Это было не важно…

Конечно, винить Адель в собственном выборе не имело смысла, но зачеркнуть её влияние на этот самый выбор Пётр не мог. Оставляя Берка на растерзание монстру, Неменцев ощутил потерю со странным привкусом предательства. В тот миг он не был жестоким и расчётливым наёмником, он был человеком, переживающим за чужого сына. Он не смог подстроиться под новые условия, не смог работать вместе в другими, не смог стать прежним в миг, когда это было необходимо людям, находящимся рядом.

Также угнетала мысль: его не добили лишь потому, что кто-то чужой, опасный и безжалостный смертельно ранил палача в самое сердце, и человек предпочёл друга врагу. Иначе валяться мёртвой летучей мыши в голых кустарниках Московской области на удивление всему Иному миру. Представив красочную картинку, Неменцев поморщился, налил коньяк в рюмку, залпом выпил и посмотрел в распахнутое окно. Образ Адель всплыл в памяти, маня нежной улыбкой и причиняя боль.

Кор отвернулся, продолжая размышлять о провале. Пётр не занимался самобичеванием, просто мужчина пытался вычленить свою вину и двигаться дальше. Конечно, никто не смог оценить силу человеческого убийцы, но ошибки не давали покоя. Первой было глупое обещание вдове Моран. Никогда нельзя связывать себя обязательствами с кем бы то ни было, если ты — жестокий наёмник, о силе, ловкости и хитрости которого слагают легенды. После этой мысли на душе вновь заскребли кошки, и воображаемая картинка собственного трупа в кустах заставила сердце дрогнуть от стыда и бессилия.

Вторая ошибка состояла в большом количестве людей и существ, участвовавших в операции. Чем больше переменных, тем сложнее прогнозировать последствия.

И, главное, Пётр не работал в команде, в одиночестве истинная сила кора, в возможности полагаться только на себя. Так было в его новой жизни, иногда грубо и безжалостно, иногда медленно и мучительно, но всегда жестоко и со стопроцентным результатом.