Пока Джули вытаскивала обрывки информации из вампира, Сейма подошла к Берку.

— Что он увидел?

— Думаю, знак карона или архаи, или что-то ещё в этом роде. Сделаем фото с высоты птичьего полёта… А Иван хитро выкрутился.

Оборотень смерила Берка тяжёлым взглядом.

— Долго ещё ты собираешься обманывать её?

Морану не понравился тон сотрудницы, шеф грубо ответил:

— Столько, сколько потребуется.

Сейма не сдавалась:

— Это — ошибка.

Быстро и жёстко ликвидатор задал вопрос, закрывающий одну тему, но открывающий другую:

— Ты подобрала жертву Неменцеву?

Женщина глубоко вздохнула. В такие моменты ей сильно не хватало Ричарда, но выбора не было.

— Да. Та мразь, что держит в страхе южный округ.

— Это нашумевшее дело о маньяке. Ты знаешь правила, нельзя вмешиваться в громкие дела.

Руки Сеймы непроизвольно сжались в кулаки.

— Правила, правила, правила… а женщин продолжают убивать… Ты обещал не ограничивать меня в выборе, и я выбрала… Берк, пожалуйста… — глаза его любимого дельфина умоляли, умоляли убить, — Берк, я хочу его, хочу увидеть смерть урода, что лишил жизни… — внезапно оборотень замолчала. Ей не хотелось называть цифру, как будто количество жертв, произнесённое вслух, могло причинить боль… а может, и могло.

«Она стала другой, оставшись прежней», — подумал Моран, затем глухо произнёс:

— Хорошо.

Ликвидатор нашёл взглядом Фарион, уже отставшую от Ивана и что-то усердно изучающую в воде, и направился к ней.

Сейма в очередной раз глубоко вздохнула.

— Тебя тоже это беспокоит? — вопрос Леонида заставил девушку вздрогнуть.

— Да, — тихо ответила оборотень, не сводя грустного взгляда с Джули и Берка. — Он играет с ней, не понимая последствий. И это не детские игры, и не флирт, это — нечто большее, они — словно две силы, вышедшие на тропу войны и замершие в ожидании удара друг друга. Подобное до добра не доведёт.

Леонид удручённо хмыкнул:

— Говоришь, он играет с ней… А по мне, так она играет с ним. И не понимает, что Моран рано или поздно разозлится и ответит. И будет больно.

— Ага, но не только ей, — вступила в разговор Марья. — И это несмотря на то, что ликвидатору чуждо сострадание.

— Ты ошибаешься, — печально заметил Леонид.

— Что, пора делать ставки.

Сейма с интересом посмотрела на киллера, задав немой вопрос: «Тебе же подобное безразлично». В ответ Иванова пожала плечами, равнодушно добавив:

— Мне скучно.

Оборотень улыбнулась, одновременно весело и грустно.

— Ладно, пойду, проверю с дерева упавшего… И это существо считается вампиром.

Джули внимательно смотрела на воду, с трудом сдерживая рвотные позывы и давая себе команду сосредоточиться.

— Нашла что-то интересное? — голос Берка отвлёк от борьбы с собственным организмом.

— Не знаю, у меня такое ощущение, будто что-то постоянно ускользает в тот миг, когда я приближаюсь к… О, силы небесные, как же сложно это объяснить, — выдала Джули, демонстративно посмотрев на небо. Взгляд мёртвой девушки пригвоздил к Земле, заставив закрыть глаза.

Моран скорее почувствовал, чем заметил, как мелкая дрожь охватила тело Фарион.

— Отец понимал тебя лучше, чем я, — он не знал, почему сказал это, просто захотел вызвать брюнетку на откровенный разговор, неосознанно пытаясь приблизиться.

Злость на свою слабость, на ложь, которой её кормили и которую она с удовольствием проглатывала, не задавая вопросов, злость на беспринципного, постоянно что-то скрывающего босса и даже на Ричарда на миг завладела сущностью, заставив гневно выплюнуть:

— Да, лучше, но на результате это не отражается. Я топчусь на месте в полной темноте с завязанными глазами, а ощущение близкой разгадки дразнит палитрой цветов и звуков. И мне постоянно мешают.

Берк тяжело вздохнул, вспомнив слова Сеймы об ошибке насчёт неведения Фарион, но, поразмыслив минуту, предпочёл ошибаться и дальше.

— Что ж, удаляюсь. Если понадоблюсь, позови.

Джули попыталась расслабиться и одновременно сосредоточиться на том, что ей не давало покоя — из всех органов, плавающих в пруду, девушку влекло сердце в ореоле багряной воды. Вокруг него образовался странный круг, цвет которого дразнил память, пытаясь прорваться сквозь слой нанесённых жизнью картинок. Фарион уставилась на человеческий орган, отметая всё лишнее: звуки, обстоятельства, чувства, оставив только восприятие, беззащитное, но открытое неведомой силе, способной пролить свет.

Постепенно изображение вокруг сердца стало размытым и блеклым, медленно превращаясь в чёрную массу, а комок плоти, напротив, излучал свет, идущий изнутри. Брюнетка не отрывала взгляда от воды, замерев на границе реальности. Секунда, вторая, третья… удар, ещё один и ещё… оно билось, надрывно и отчаянно, словно обречённый пленник за несколько секунд до страшного конца. И это странное существо, называющееся кароном — дикий, жестокий эксперимент военных — он тоже был там, в игре разума. Чудовище ждало смерти загнанного человеческого сердца, оно желало её, сильно, на грани безумия, с холодным терпением регулируя процесс. Сочетания воли и контроля страшного монстра захлестнули Джули, она ощутила его силу и энергию. Фарион задохнулась от внезапно нахлынувшего ужаса, но, погрузившись слишком глубоко, не смогла вернуться. Со стороны брюнетка напоминала каменное изваяние, только первобытный страх плескался в карих глазах, не находя выхода. Память разбила блок, накрыв лавиной — тело Ричарда в морге… его сердце, проигравшее в смертельной битве разума. Бой не был равным, но бывший ликвидатор сам сделал выбор, поставив на кон собственную жизнь. Почему? Простой вопрос стал последней каплей для истерзанного разума, Джули погрузилась во тьму, но её тело не сдвинулось, замерев на берегу пруда.

— Иван пусть займётся фото, на Леониде анализ, — Берк раздавал указания, бросая тревожные взгляды на Фарион.

— Марья, попробуй воссоздать каждую минуту последней недели жизни жертвы. Он не мог не следить за ней.

Иванова кивнула, прикидывая, с чего следует начать. Сейма тихо произнесла:

— Я попробую узнать всё, что можно о несчастной девушке: привычки, особенности личной жизни, психологическое состояние, — женщина запнулась, но решила продолжить, несмотря на то, что дальнейшие слова понизят градус и без того упавшего настроения группы, — но боюсь, это мало что даст.