– Но я не уверен, что Пану-бабу правится Радхарани.
– Ты прекрасно знаешь,- возразила его супруга,- что я терпеть не могу подобных разговоров. Мы всегда относились к ней, как к родной дочери, но это еще не причина, чтобы она бог знает что о себе воображала. Раз уж она приглянулась такому умному и благочестивому человеку, как Пану-бабу, то пренебрегать этим нельзя. Моя Лабонне намного красивее ее, что бы ты там ни говорил, но и она, без всякого сомнения, выйдет замуж за человека, которого выберем мы, и никогда нас не ослушается. Если же ты будешь по-прежнему поощрять тщеславие Шучориты, нелегко нам будет выдать ее замуж.
Пореш-бабу ничего не ответил. Он давно уже избегал споров с женой, тем более если речь шла о Шучорите.
Шучорите было семь лет, когда, после рождения Шотиша, умерла ее мать. Потеряв жену, их отец, Рамшорон Халдар, вступил в «Брахмо Самадж», но вскоре, устав от враждебных выходок своих соседей, ревностно соблюдавших законы индуизма, вынужден был покинуть родные места и переселился в Дакку, где поступил на службу в почтовую контору. Там он познакомился и подружился с Порешем. Шучорита сразу же привязалась к Порешу, а потом и полюбила его, как родного отца.
Внезапно Рамшорон умер. По завещанию все его состояние делилось на две равные части: одна – Шучорите, другая – Шотишу. Опекуном детей покойный назначил Пореша. Пореш забрал сирот к себе, и с тех пор Шотиш и Шучорита вошли в его семью.
Бародашундори очень не нравилось, когда кто-нибудь из членов семьи или их друзей оказывал Шучорите особое внимание. Но, как нарочно, девушка вызывала к себе симпатию и уважение у всех окружающих, даже собственные дочери Бародашундори часто ссорились между собой из-за места в сердце Шучориты, что, конечно, было особенно неприятно. Больше всего сердила Бародашундори средняя дочь, Лолита, которая обожала Шучориту и буквально не могла прожить без нее и часу.
Бародашундори мечтала дать дочерям лучшее по тому времени образование, и ее отнюдь не радовала мысль, что такое же образование может получить и Шучорита. Поэтому, когда пришло время отдавать девочек в школу, она стала с поразительной находчивостью изыскивать предлоги, как бы помешать этому.
Догадавшись о ее намерениях, Пореш взял Шучориту из школы и начал учить ее сам. Мало-помалу юная девушка стала для него настоящим другом. Он беседовал с ней на самые разнообразные темы, уезжая куда-нибудь надолго, всегда брал ее с собой, а если отправлялся в далекое путешествие, аккуратно писал ей. Сколько интересного узнавала Шучорита из этих писем! Благодаря Порешу девушка была развита и серьезна не по летам, в ее манерах, во всем ее облике было столько достоинства, что к ней невольно относились, как к взрослой. Лабонне, в сущности, ровесница Шучориты, всегда держалась с ней, как младшая со старшей, да и сама Бародашундори не решалась принимать в отношении девушки покровительственный тон.
Читателям уже известно, что Харан-бабу был очень рьяным и деятельным членом «Брахмо Самаджа»; он преподавал в вечерней школе, редактировал студенческую газету и был секретарем комитета женского училища – словом, не знал ни минуты отдыха. Все полагали, что со временем Харан-бабу займет в «Брахмо Самадже» высокий пост. Стараниями прежних своих учеников он был известен и за пределами Общества как тонкий знаток английского языка и философских учений.
Все это вместе взятое создало ему известный ореол в глазах Шучориты, с большим уважением относившейся ко всем благочестивым брахмаистам, и она мечтала познакомиться с ним.
После переезда из Дакки в Калькутту долгожданное знакомство наконец состоялось. Более того, прошло совсем немного времени, и всем окружающим стало ясно, что девушка произвела на Харана-бабу большое впечатление. О своих чувствах он, конечно, не обмолвился ни словом, но с таким рвением принялся за устранение недостатков в ее образовании и воспитании, так горячо пропагандировал в ее присутствии идеи Общества и вообще прилагал столько усилий к тому, чтобы расширить ее кругозор, что все поняли: он хочет сделать из девушки достойную спутницу жизни. Однако это привело к тому, что благосклонность, с какой Бародашундори относилась к Харану-бабу прежде, исчезла безвозвратно, и она стала смотреть на него свысока, как смотрела бы на любого учителя.
Со стороны Шучориты было бы странно ожидать, что, покорив сердце столь выдающегося человека, она не почувствовала известной гордости – с примесью почтения, конечно.
Официального предложения сделано пока еще не было, но поскольку все вокруг считали, что оно не замедлит последовать, то и сама Шучорита стала смотреть на свой брак с Хараном как на дело решенное.
С удвоенной энергией взялась она за занятия, чтобы стать достойной человека, посвятившего свою жизнь процветанию «Брахмо Самаджа». Шучорите казалось, что ее жених не похож на остальных людей, что «Брахмо Самаджу» выпало большое счастье иметь его в числе своих членов. Она верила, что он человек чрезвычайно образованный,- ведь прочел же он огромное количество книг,- и необычайно серьезный – не было такой научной теории, о которой он не мог бы поговорить, и притом весьма авторитетно. Даже к своей предстоящей свадьбе с Хараном она относилась не как к семейному событию, а как к делу исторической важности. Совместную жизнь с ним она представляла себе в виде крепости, сложенной из страха, благоговения и сознания тяжелой ответственности – крепости, предназначенной отнюдь не для счастливой жизни в ней, а для тяжелой, упорной борьбы.
Если бы свадьба Шучориты состоялась вскоре после их знакомства, все было бы прекрасно, по крайней мере, с точки зрения близких невесты. Но, на беду, Харан полагал, что ответственность, возложенная судьбой на его плечи, слишком велика, чтобы он мог жениться просто так, по сердечной склонности. Прежде чем совершить подобный шаг, он должен был проверить со всех сторон, в какой степени брак этот будет полезен «Брахмо Самаджу», и потому решил подвергнуть Шучориту испытанию.
Но, задавшись целью изучить чей-то характер, вы невольно даете и другому человеку возможность узнать все свои достоинства и недостатки. Поэтому Харан-бабу, ставший частым гостем в семье Пореша и принятый там просто как Пану-бабу (так его обычно называли близкие друзья и родственники), не мог долго оставаться для этой семьи только сокровищницей английской учености и кладезем метафизической премудрости, воплощением всех добродетелей «Брахмо Самаджа». Пореш-бабу и его домашние увидели в Харане обыкновенного человека, к которому они не испытывали больше безотчетного уважения и который мог вызывать и симпатию и антипатию.
Но удивительнее всего, что именно те качества Харана-бабу, которые на расстоянии внушали Шучорите трепетное почтение, теперь, при более близком знакомстве, неприятно поразили ее. То, что он, без малейшего смущения, определил себя опекуном и защитником всего справедливого, важного и хорошего, что было в «Брахмо Самадже», выставляло его, по ее мнению, в очень невыгодном свете.
Человек должен благоговеть перед истиной, испытывать перед ее лицом смирение. Превознося себя, напуская на себя важность, он только лишний раз подчеркивает свое ничтожество. Разница между Порешем-бабу и Хараном не могла не броситься в глаза Шучорите. Пореш-бабу всегда молча склонял голову перед высокими идеями «Брахмо Самаджа» и смиренно растворял свое «я» в их глубине. Даже спокойствие, которым дышали черты лица Пореша, говорило о чистоте и благородстве его помыслов и стремлений. Не таков был Харан-бабу. Казалось, что в «Брахмо Самадже» его больше всего прельщала безапелляционность, с какой это ученье противопоставлялось всем другим, и он с особенным удовольствием принимал в разговоре не допускающий возражения и чрезвычайно самоуверенный тон. Шучорите же, воспитанной Порешем-бабу в духе отрицания религиозного изуверства, и этот тон, и фанатизм Харана казались оскорбляющими человеческое достоинство.
Харан-бабу полагал, что самоотверженное служение богу сделало его настолько ясновидящим, что он без труда может разбираться в хороших и дурных свойствах человеческой души. И поэтому он только и делал, что судил всех подряд. Обывателям свойственно судачить и сплетничать друг о друге, но когда под это не очень достойное занятие подводится религиозная основа и к мелочной зависти примешивается благочестивое рвение, то это приводит в конце концов к весьма нежелательным эксцессам в обществе. Мириться с этим Шучорита тоже никак не могла. Было бы ошибкой утверждать, что она не гордилась своей принадлежностью к брахмаистскому Обществу, но не могла согласиться она и с тем, что все сильные мира сего достигли вершин власти только благодаря вступлению в это Общество, тогда как люди маленькие и слабые именно потому и обижены судьбой, что они не брахмаисты, не слушают проповедей и не исполняют необходимых обрядов. Она часто спорила по этому поводу с Хараном-бабу.
