– Но почему тебя это так возмущает? – спросила Шучорита.- Просто он настолько проникся мыслями Гоурмохона-бабу, что они стали' его собственными.

– Вот это-то и ужасно! Разве бог дал человеку ум для того, чтобы толковать чужие мысли, а язык, чтобы повторять чужие слова,- пусть даже они звучат великолепно? Кому нужны тогда все эти красивые речи?

– А почему ты не хочешь допустить, что Биной настолько любит Гоурмохона-бабу, что совершенно искренне верит в правильность его мыслей?

– Нет, нет, нет, – вспыхнула Лолита.- Совсем он не верит! Просто он привык повиноваться Гоурмохону-бабу. Это рабство, а не любовь. Он пытается убедить себя и других, что у них одинаковые мысли; он глушит свои сомнения, чтобы не потерять уважения к Гоурмохону-бабу, потому что боится этого. Ведь хотя любовь и предполагает подчинение одного человека другому, невзирая на разницу в убеждениях, такое подчинение никогда не бывает слепым. С Биноем-бабу дело обстоит иначе – уважение к Гоурмохону вытекает из его любви к нему, только он не хочет в этом признаться. Ты не согласна со мной, диди? Ну скажи правду.

Но Шучорита думала о другом: ее интересовал только Гора, и она вовсе не стремилась понять внутренний мир Биноя. Поэтому, не отвечая прямо на вопрос Лолиты, она, в свою очередь, спросила:

– Допустим, что ты права, что же из этого следует?

– Я так хотела бы помочь ему освободиться от влияния друга, хотела бы, чтобы он стал самим собой.

– Ну что ж, попытайся.

– У меня ничего не выйдет, вот если ты возьмешься за это, у тебя это, конечно, получится.

Хотя Шучорита и сознавала в глубине души, что Биной неравнодушен к ней, она попробовала отделаться шуткой, однако Лолита не унималась.

– Единственно, что мне в нем нравится,- продолжала она,- это то, что, узнав тебя, он стал пробовать выйти из-под опеки Горы. Будь на его месте кто-нибудь другой, он, наверное, уже написал бы какой-нибудь пасквиль о нравах и обычаях девушек из «Брахмо Самаджа». Биной же по-прежнему искренне расположен к нам. Ты только посмотри, как он относится к тебе, какое почтение питает к отцу. Диди, мы должны помочь Биною-бабу стать самим собой! Это же невыносимо, что вся его жизнь посвящена проповеди взглядов Гоурмохона-бабу!

В эту минуту с криком «диди, диди!» в комнату вбежал Шотиш. Оказалось, что Биной брал его с собой в цирк, и, хотя было уже поздно, мальчик не мог не поделиться с сестрами своими впечатлениями – он первый раз в жизни был в цирке!

– Я оставлял Биноя-бабу ночевать у нас, но он проводил меня до дому и ушел, сказал, что придет завтра,- болтал мальчуган.- Диди, я говорил ему, пусть бы он и вас сводил как-нибудь в цирк.

– Ну и что же он ответил? – поинтересовалась Лолита.

– Он сказал, что девушки испугаются, когда увидят тигра. А я ну ничуточки не испугался.

И Шотиш с чувством мужского превосходства выпятил грудь.

– Ну еще бы! – сказала Лолита.- Храбрость твоего друга Биноя сразу бросается в глаза. Послушай, диди, давай заставим его пойти с нами в цирк.

– Завтра днем там будет представление,- сказал Шотиш.

– Вот и чудесно! Завтра и пойдем.

На следующее утро, как только появился Биной, Лолита заявила ему:

– Вы пришли вовремя, Биной-бабу. Идемте.

– Куда? – удивился Биной.

– В цирк, конечно,- ответила Лолита.

В цирк! На глазах у всех, днем идти с девушками в цирк! Биной растерялся.

– По всей вероятности, Гоурмохон-бабу будет очень этим недоволен? – спросила Лолита.

Биной насторожился, и когда Лолита добавила:

– Ведь у Гоурмохона-бабу, безусловно, свои взгляды насчет посещения цирка в компании с девушками? – он твердо ответил:

– Безусловно!

– Какие же? Расскажите нам. Я пойду позову диди, пусть и она послушает.

Биной почувствовал скрытое ехидство вопроса и улыбнулся.

– Почему вы смеетесь? – продолжала Лолита.- Вы вчера сказали Шотишу, что девушки боятся тигров. Может быть, и вы кого-нибудь боитесь?

После такого разговора Биною ничего не оставалось делать, как отправиться с девушками в цирк. И по пути туда его не оставляла мысль, что в глазах Лолиты и остальных девушек он, наверно, выглядит немного смешным из-за своего подчинения Горе.

Когда Биной снова пришел к ним, Лолита с самым невинным видом спросила его:

– А вы говорили Гоурмохону-бабу о том, что были с нами в цирке?

На этот раз ее вопрос больно задел Биноя.

– Нет, еще не говорил,- ответил он, краснея до ушей. В это мгновение в комнату вбежала Лабонне.

– Пойдемте, Биной-бабу.

– Куда? – удивилась Лолита.- Опять в цирк?

– Ну, зачем же в цирк. Просто я хочу попросить Биноя-бабу нарисовать мне узоры в углах платка, который собираюсь вышивать. Биной-бабу так хорошо рисует!

И Лабонне увела Биноя.

Гора сидел, погруженный в свои обычные утренние занятия, когда в комнату неожиданно вошел Биной и безо всякого вступления заявил:

– А я на днях был в цирке с дочерьми Пореша-бабу.

– Слышал,- ответил Гора, продолжая писать.

– От кого? – удивился Биной.

– От Обинаша. Он тоже в тот день был в цирке.

И, не добавив ни слова, Гора углубился в работу. Мысль о том, что Горе все уже известно, и притом известно от Обинаша, который, уж конечно, не пожалел красок, рассказывая о таком событии, снова всколыхнула в Биное все его прежние сомнения и заставила внутренне сжаться. К тому же он вспомнил, что вчера долго не мог уснуть, потому что мысленно вел спор с Лолитой. «Она воображает, что я боюсь Горы, испытываю к нему те же чувства, что школьник к своему учителю. Как ошибаются люди в своих суждениях! Да, я уважаю Гору, потому что он замечательный человек, но понимать наши отношения так, как понимает их Лолита,- значит быть несправедливой и к нему, и ко мне. Я не мальчишка, и Гора не мой наставник, просто глупо приписывать нам такие роли».

Гора продолжал писать, а язвительные замечания Лолиты одно за другим вспоминались Биною, и выкинуть их из памяти он не мог.

В душе его закипело возмущение.

«Что, ж плохого в том, что я ходил в цирк? – спрашивал он себя. – Кто такой Обинаш, чтобы обсуждать с Горой мое поведение? И вообще, зачем понадобилось Горе говорить обо мне с этим дураком? Разве Гора мой опекун? С какой стати я должен отдавать ему отчет в том, с кем я встречаюсь и куда хожу? Это оскорбительно для нашей дружбы!»

Биной не возмущался бы так, если бы не понял вдруг, что собственное его поведение было далеко не безупречным. Он словно хотел переложить на Гору вину за то, что пытался утаить от него некоторые события своей жизни. Обругай его Гора, они бы крупно поговорили, выяснили отношения, помирились, и все было бы в порядке. Но Гора продолжал хранить торжественное молчание, как будто ему было дано право судить Биноя. И, вспоминая язвительные замечания Лолиты, Биной испытывал жгучую обиду.

В это время в комнату вошел Мохим с трубкой в руке. Открыв коробочку с паном, он протянул ее Биною.

– Ну, брат,- сказал он,- мы со своей стороны все решили и все одобрили. Теперь остается только получить согласие твоего дяди. Ты уже написал ему?

Напоминание о предстоящей свадьбе было сегодня особенно неприятно Биною, хоть он и понимал, что винить Мохима не в чем, поскольку он дал свое согласие и Гора сообщил об этом брату. Но сейчас ему казалось унизительным, что он согласился на этот брак. Ведь Анондомойи уговаривала его не спешить, и потом, ведь он не испытывал никаких чувств к невесте. Совершенно непонятно, каким образом вопрос о свадьбе оказался уже решенным. И не то чтобы Гора толкал его на это. И все же… За этим «все же» ему снова послышался насмешливый голосок Лолиты. Никто его не заставлял, никто не настаивал, просто долголетнее влияние Горы и тут сыграло свою роль. Ведь только любовь к Горе и природная мягкость и податливость были причиной беспрекословного подчинения Биноя своему другу. Из их дружбы ушло равенство. До сих пор Биной не замечал этого, теперь же он не мог не тревожиться. Дело дошло до того, что из чувства долга он обязан жениться на Шошимукхи!