Шучорита поразилась, услыхав, что Анондомойи уже обо всем знает.

– Я всегда смотрела на Биноя, как на родного сына,- продолжала Анондомойи, и Шучорита внимательно слушала ее.- Ты не поверишь, как часто в душе я благословляла вас, зная, как хорошо ему с вами, как высоко ставит он всех вас! Так неужели же я могла оставаться спокойной, когда на вас обрушились всякие неприятности. Не знаю, в состоянии ли я чем-нибудь помочь вам, но я так разволновалась, что прямо-таки не могла сидеть дома. Скажи мне, дорогая, есть ли вина Биноя в том, что произошло?

– Нет, нет, его вины нет никакой. Виновата во всем Лолита. Биной-бабу и думать не мог, что сестра может явиться на пароход, не сказав никому ни слова. Но, конечно, все сейчас болтают, что они заранее договорились. А Лолита так горда, что не желает ни опровергать этого, ни объяснять истинную причину случившегося.

– Но ведь нужно что-то сделать,- сказала Анондомойи.- С тех пор как до Биноя дошли все эти разговоры, он совершенно лишился покоя. Виновником всех бед он считает себя одного.

Шучорита зарделась и, чуть потупившись, спросила:

– И вы думаете, что Биной-бабу…

– Выслушай меня, дитя мое,- перебила Анондомойи, увидев, что Шучоритой овладела мучительная нерешительность.- Биной сделает для Лолиты все – в этом ты можешь быть совершенно уверена. Я знаю его с малых лет. Если он к кому-нибудь привязывается, то отдает свое сердце без остатка. Поэтому я вечно и была в страхе, как бы он не отдал его тому, кто этого недостоин.

Шучорита облегченно вздохнула.

– Относительно согласия Лолиты вы можете не беспокоиться,- сказала она.- Я хорошо знаю ее сердце. Но разве решится Биной-бабу порвать со своей общиной?

– Думаю, что община сама порвет с ним,- ответила Анондомойи,- и ему нет нужды предпринимать что-либо в этом отношении.

– Но я не понимаю… Вы хотите сказать, что Биной, оставаясь индуистом, может жениться на девушке из брахмаистской семьи?

– Если сам он готов поступить так, я не вижу, почему против этого может возражать ваша община.

– У меня как-то не укладывается в голове, что это возможно,- в замешательстве сказала Шучорита.

– Мне же это кажется проще простого,- ответила Анондомойи.- Вот тебе пример: я не могу соблюдать обычаев, которые приняты в моем доме, по этой причине многие даже называют меня христианкой. Во время каких-нибудь особых церемоний я нарочно держусь в стороне. Тебе может показаться это смешным, дорогая, но я хочу, чтобы ты знала – никто, даже Гора, не пьет в моей комнате воды. Но разве это означает, что дом, в котором я живу,- не мой дом и что община индуистов – не моя община… С этим я согласиться не могу. Я продолжаю оставаться в своем доме, в своей общине, покорно выслушивая все упреки… и, право, это не так уж тяжело. Ну, а если передо мной возникнут непреодолимые препятствия, я пойду по пути, который мне укажет господь. Но до конца дней своих я буду всегда говорить только то, что думаю, и это уж не моя забота, хотят мириться со мной или нет.

– Но как же…- по-прежнему растерянно проговорила Шучорита. – Я хочу сказать, что члены «Брахмо Самаджа» придерживаются других взглядов… и если Биной…

– Он придерживается точно таких же взглядов, – прервала ее Анондомойи.- Во взглядах «Брахмо Самаджа» нет ничего из ряда вон выходящего. Биной не раз читал мне статьи, которые появляются в ваших газетах. И большой разницы в наших взглядах я не вижу.

– Диди! – окликнула в этот момент Шучориту вошедшая в комнату Лолита. Увидев Анондомойи, она смутилась и покраснела. По лицу сестры девушка догадалась, что разговор шел о ней. Она охотно убежала бы, но пути к отступлению были отрезаны.

– Иди сюда, Лолита, иди, милая! – сказала Анондомойи, беря ее за руку и усаживая рядом с собой, так, словно Лолита была очень близка и дорога ей.

– Видишь ли, дорогая,- продолжала Анондомойи начатый разговор с Шучоритой,- очень трудно гармонично сочетать добро и зло, и все же в мире существует это сочетание, и не всегда в таких случаях зло одерживает верх над добром, бывает и наоборот. А раз возможно это, то почему же не возможен союз двух людей, которые только чуть-чуть расходятся в убеждениях? Неужели только единство взглядов важно для подлинного союза сердец?

Шучорита сидела, опустив голову.

– Неужели этот ваш «Брахмо Самадж» может воспротивиться, если два человека пожелают соединить свои жизни? Неужели члены вашего Общества, выискивая в своих законах какие-то мелкие придирки, сочтут возможным разлучить тех, чьи сердца соединил сам господь? Неужели, дочь моя, во всем мире нет такой общины, где не обращали бы внимания на мелкие расхождения во взглядах людей и считались бы только с тем, что действительно имеет значение? Разве люди существуют для того, чтобы идти против своего бога? И разве то, что называется Обществом, создано для того, чтобы помогать им в этом?

Только ли желание сокрушить все преграды на пути к браку Биноя и Лолиты заставляло Анондомойи говорить с таким воодушевлением? Не думала ли она, что ее страстная речь поможет рассеять последние остатки сомнений и в сердце Шучориты? А она не могла допустить, чтобы Шучорита продолжала сомневаться. Если Шучорита будет по-прежнему считать, что Биной не может жениться на Лолите, не вступив в «Брахмо Самадж», то рухнет и та надежда, которую Анондомойи вынашивала все эти тревожные дни. Не далее как сегодня Биной спросил ее:

– Ма, неужели мне придется стать членом «Брахмо Самаджа»? Должен ли я согласиться и на это?

И она ответила:

– Нет, нет, я не думаю, чтобы это было нужно.

– Хорошо, а если они будут настаивать? – продолжал спрашивать Биной.

И тогда, помолчав немного, она ответила:

– Нет, настояниям здесь места быть не может.

Но Шучорита, по-видимому, была другого мнения, и Анондомойи поняла это по ее молчанию.

«Только любовь к Горе помогла мне освободиться от всех предрассудков общества,- думала Анондомойи.- Но разве сердце Шучориты не тянется к Горе? Очевидно, нет, иначе она никогда не стала бы задумываться о таких пустяках».

Анондомойи стало грустно. Через несколько дней Гора должен был выйти из заключения. И в душе она надеялась, что счастье уже ждет его. Она чувствовала, что настало время подрезать крылья Горе, а то неизвестно, в какую еще беду может он попасть. Но пленить и удержать Гору было под силу далеко не каждой девушке. К тому же нельзя было допустить, чтобы он женился на индуистке. Именно поэтому Анондомойи решительно отклоняла все предложения родителей, у которых дочери были на выданье. Гора упорно твердил, что никогда не женится. И все поражались тому, что она, его мать, никогда не протестовала против такого решения. Заметив по некоторым признакам, что решимость сына несколько ослабела, она очень обрадовалась. Вот почему молчаливое несогласие Шучориты явилось для нее настоящим ударом. Но Анондомойи была не из тех, кто легко сдает свои позиции.

«Ничего, дальше видно будет!» – решила она про себя.

– Я вовсе не хочу, Биной,- сказал Пореш-бабу,- чтобы ты совершал какие-нибудь безрассудные поступки, желая помочь Лолите выпутаться из неприятного положения. Сплетням в «Самадже» особого значения придавать не стоит. Пройдет день-другой, и то, вокруг чего сегодня поднялся такой шум, преспокойно забудется.

Биной пришел, преисполненный решимости выполнить свой долг по отношению к Лолите. Он знал, что, с точки зрения общества, брак этот крайне нежелателен и – что еще гораздо более важно – Гора придет в ярость, узнав о нем. Но, повинуясь зову долга, Биной гнал от себя все неприятные мысли. И теперь, когда Пореш-бабу захотел освободить его от необходимости выполнить веление долга, Биной почувствовал, что вовсе не желает воспользоваться этой возможностью.

– Я никогда не смогу отплатить за ту ласку, которую я видел у вас. Мне невыносимо больно думать, что из-за меня вашей семье пришлось испытать хотя бы малейшую неприятность.