Подарок О любимая, чем же тебя одарю, Не рассветною ль песней? Но солнце все горячен, И заря угасает от жгучих его лучей. Жаркий ветер повеял, колебля Рдяный венчик ее на дрожащем стебле, Лепестки осыпаются, ослабев, Замирает напев. О подруга, чего же ты ждешь от меня, Подойдя к моей двери на склоне дня? Какой подарок тебе вручу? Не вечернюю ль эту свечу? Но ее огонек еле-еле мерцает сквозь мглу В одиноком моем углу. Ты хотела бы людям сияющий свет нести, Но чтоб выдержать ветер – где силы ему найти! Он угаснет в пути. Что ж тебе подарить? Может быть, самоцветы, нанизанные на нить? Но зачем же тебе терпеть мученье тенет, Ожерелья гнет? Скоро ль – нет, а настанет мгновение это, Когда разорвется нить, рассыплются самоцветы, И ладони твои Их тяжелой струи Не сумеют сдержать второпях,- Мой подарок исчезнет в пыли, обратится в прах. Не лучше ль, когда, не загадывая ни о чем, Бродя одиноко в цветущем саду моем, Затрепещешь ты от душистого дуновенья, Замрешь на мгновенье, И этот нечаянный дар живой Будет навеки твой. Блуждая в садах, мой прекрасный друг, Очарованно глядя вокруг, Ты заметишь вдруг, Как выскользнет луч из вечерней зари,- Посмотри на него, посмотри,- Он коснется мечтаний твоих трепетом тайных чар… Бери этот дар, мой нечаянный дар, Бери… Богатство мое в зарницах, мерцающих нощно и денно. Оно возникает мгновенно, исчезает мгновенно. У него названия нет, но запомни его приметы,- Воздух вдруг запоет, зазвенят на ногах браслеты… Я и сам не знаю к сокровищнице пути, Руками ее не взять, словам до нее не дойти. Так возьми же сама, что сочтешь ты всего Всего чудесней,- Тем дороже подарок, чем он нежданней, Чем неизвестней, Как дуновенье благоуханья,- Цветок иль песня… Суд О мой Пресветлый! Когда несметной, Разгоряченною толпой, Вздымая пыль клубами за собой, Проходят нечестивцы мимо И загрязняют лик прекрасный твой, Душа скорбит, и боль неисцелима. В слезах я говорю: «Прекрасный мой! Возьми свой жезл и стань судьей!» Но что я зрю? Врата суда открыты день и ночь, Вершится суд всегда, и день и ночь, Но даже первые лучи рассветов ясных Не гасят блеска глаз кроваво-красных, И даже лотосов благоуханье Не заглушает смрадного дыханья, А в сумерках, когда отшельник-вечер Затеплит звезд бесчисленные свечи, Семь Мудрецов [44] взирают с высоты На буйный бред в пыли бредущих мимо Твоей непостижимой доброты; Душа моя скорбит неудержимо! Прекрасный мой, В тиши лесной Твой правый суд, и в птичьем пенье, В жужжанье пчел и ветра дуновенье, В цветах и в трепете листвы весенней, Над берегом, лобзаемым волной. О мой любимый! Неукротимы В безмерной алчности слепой, Они крадутся за тобой, На все готовы, Чтобы похитить светлые покровы И скрыть под ними сердца пустоту И вожделений грязных наготу. Они любовь попрали, истерзали, Повергли в прах… Нет сил терпеть, не вынести печали! И я к тебе взываю, весь в слезах. Я говорю: «Любимый мой! Возьми не жезл, а меч и будь судьей!» Но что я зрю? Над злобой их ты слезы проливаешь, Как мать детей, прощаешь, Грудь подставляешь стрелам их мятежным, На ненависть любовью отвечаешь, На ярость – взором нежным. О мой любимый! Твой суд незримый В любви, переборовшей все страданья, И верности, не знающей сомненья, И в дружбе, что прошла все испытанья, В ночах разлуки, полных ожиданья, И в трепетных рассветах возвращенья, Омытых кроткими слезами всепрощенья. О Рудра [45], повелитель грома! Тупою жадностью влекомы, В твой храм они вошли тайком, Как воры в дом, И завладели Святыней, что хранилась там доселе. Но с каждым часом ноша все тяжело, Гнетет их души тягостным ярмом,- Они согнулись, сникли, ослабели… И я, рыдая, говорю с мольбой: «Прости их, Рудра мой!» Но что я зрю?! Снисходишь ты грозой необоримой, Неудержимой, Неправедное с них срываешь бремя, Украденное в ветре развеваешь, В прах повергаешь, Карой их прощаешь… О Рудра мой, ужель настало время? Да, вижу я теперь: твое прощенье - Гремящих молний мщенье, Тьма светопреставленья, Ливни крови… Тем милостивей суд, чем он суровей! вернуться Семь Мудрецов. – в древних индийских священных книгах говорится о семи великих мудрецах, сыновьях Брахмы, которые стали звездами Большой Медведицы. Возможно, эта легенда навеяна созвучием между словами «ркша» – медведь (санскр.) и «рши» – мудрец-подвижник. вернуться Рудра («Наводящий ужас», «Грозный») – одно из имел бога Шивы, вооруженного громовой стрелой. |
