Но Гора, не слушая его, быстро зашагал прочь. Вернувшись в дом, Мадхоб сказал инспектору:

– А этот человек, вероятно, важная птица. На твоем месте я сразу же послал бы кого-нибудь к судье.

– Зачем?

– Предупредить его, что в наших краях появился какой-то бабу, который, по-видимому, собирает свидетелей по этому делу против полиции.

Судья Браунло совершал свою ежедневную вечернюю прогулку по берегу реки; его сопровождал Харан. Немного поодаль за ними следовала коляска – в ней ехала жена судьи с дочерьми Пореша-бабу.

Мистер Браунло снисходил до того, что устраивал иногда небольшие приемы, на которые приглашал наиболее уважаемых из своих знакомых бенгальцев, он же раздавал всегда награды на торжественном акте в местной школе. Если его просили почтить своим присутствием свадьбу в каком-нибудь богатом доме, он милостиво соглашался поскучать часок-другой. Не отказывался он даже от приглашений на представление джатр [193]. И, устроившись в удобном кресле, в течение некоторого времени терпеливо слушал песни, исполнявшиеся по ходу действия. В прошлом году, присутствуя на таком представлении и доме знакомого адвоката, он так восхитился сценой водоноса и подметальщицы, что даже попросил повторить ее.

Жена судьи была дочерью миссионера и любила собирать у себя за чашкой чая дам из миссии. Она основала в своем округе школу для девочек и заботилась о том, чтобы в этом учебном заведении не ощущалось недостатка в ученицах. Видя, как прилежно учатся дочери Пореша-бабу, она всегда хвалила их, и даже сейчас, когда они уехали в Калькутту, регулярно писала им и на рождество посылала в подарок книги религиозного содержания.

Ярмарка уже открылась. К ее открытию приехали Бародашундори с дочерьми, а также Харан-бабу, Шудхир и Биной. Всех их устроили в правительственных бунгало. Пореш-бабу, не любивший шума и суеты, остался один в Калькутте. Шучорита попыталась было добиться позволения остаться с ним, но Пореш считал, что долг требует принять приглашение судьи, и настоял, чтобы девушка поехала вместе со всеми. Было решено, что спектакль состоится через два дня, после торжественного обеда в доме судьи. На этот вечер должны были приехать комиссар и губернатор провинции с женой; кроме того, судья пригласил немало своих друзей-англичан из Калькутты и ее окрестностей. Приглашения были посланы некоторым «избранным» бенгальским бабу, причем ходили слухи, что для их угощения будет отведена специальная беседка, где будет подаваться чай, приготовленный поваром-брахманом.

За короткое время Харан-бабу сумел завоевать расположение судьи. Англичанин был поражен чистотой речи молодого человека, его познаниями в области христианства и даже спросил, почему он до сих пор не принял эту религию.

В этот вечер, прогуливаясь по набережной, они вели серьезную беседу о деятельности «Брахмо Самаджа» и о том, как лучше подойти к вопросу о реформе индуистской общины. И тут неожиданно со словами: «Good evening, sir!» [194] – перед ними предстал Гора.

Гора еще накануне пытался увидеться с судьей, но быстро убедился, что без взятки слугам преодолеть барьер, отделяющий его от англичанина, невозможно. Не желая поощрять этот позорный обычай, он решил подкараулить судью во время прогулки и поговорить с ним. Ни Харан-бабу, ни Гора и виду не подали, что они знакомы.

Неожиданное появление Горы удивило судью. Он не мог припомнить, чтобы ему встречался где-нибудь этот высокий, широкоплечий, здоровенный бенгалец. Да и цвет кожи у него был необычный для индийца. На нем была рубашка цвета хаки с широкими рукавами, грубое, запылившееся дхоти, в руке он держал бамбуковую трость, чадор был обмотан вокруг головы в виде чалмы.

– Я только что из Чор-Гхошпура,- заявил Гора.

Судья чуть слышно свистнул сквозь зубы. Еще вчера ему сообщили, что в Гхошпуре появился какой-то неизвестный и что он пытается мешать расследованию, проводимому полицией. Так вот, значит, это кто!

Острым взглядом он смерил Гору с головы до ног и спросил:

– Кто вы такой?

– Я бенгальский брахман.

– О! По всей вероятности, работаете в газете?

– Нет.

– Почему же вы вдруг очутились в Гхошпуре?

– Я знакомился с положением крестьян в окрестных деревнях. В Гхошпуре мы с приятелем решили отдохнуть. Увидев, до чего довела полиция своими притеснениями крестьян, и опасаясь еще худшего произвола в будущем, я решил попросить вас вмешаться.

– Известно ли вам, что крестьяне Гхошпура – настоящие разбойники?

– Нет, они не разбойники. Они смелые и независимые люди и молча сносить несправедливые притеснения не могут.

Судья пришел в ярость. Он решил, что этот юноша принадлежит к так называемым «новым бенгальцам», которым образование окончательно вскружило голову.

– Insufferable! [195] – пробормотал он про себя и добавил строгим тоном: – Вам совершенно неизвестны особые условия, которые существуют здесь…

– Но вам они, по-видимому, известны еще хуже! – прогремел в ответ Гора.

– Вот что,- холодно сказал судья,- предупреждаю, что если вы хотите вмешиваться в гхошпурские дела, то так просто вам это не пройдет.

– Поскольку вы настроены против крестьян и не собираетесь прекратить бесчинства полиции, мне не остается ничего другого, как вернуться в Гхошпур и попытаться убедить людей, что они сами должны бороться с притеснениями.

Судья резко повернулся к Горе.

– Вот как? – закричал он.- Наглец! Ничего не ответив, Гора медленно пошел прочь.

– Что сталось последнее время с вашими соотечественниками? – с презрением спросил судья, обращаясь к своему спутнику.- Чем вы можете объяснить это, Харан-бабу?

– Это только показывает, что образование их недостаточно глубоко,- снисходительно пояснил Харан-бабу.- Никто не заботится об их духовном и нравственном воспитании, и в результате они оказались не в состоянии воспринять все лучшее, что есть в английской культуре. Слепая зубрежка и полное отсутствие моральных основ привели этих неблагодарных к тому, что они не понимают – не могут понять,- что английское правление ниспослано Индии самим провидением.

– Пока они не признают Христа, духовная культура будет недоступна этим людям,- наставительным тоном заметил судья.

– В известном смысле вы правы,- согласился Харан и пустился в умные рассуждения на тему, в чем он согласен и в чем расходится с христианской точкой зрения. Судья тоже увлекся этой беседой и не заметил, как пролетело время. Только когда жена, проезжая мимо, окликнула его: «Гарри, не пора ли домой!» (она уже завезла в бунгало дочерей Пореша-бабу и теперь возвращалась обратно) – он вдруг опомнился и взглянул на часы.

– Вот же черт! Уже двадцать минут девятого! Я очень приятно провел с вами вечер,- сказал он Харану, садясь в коляску и крепко пожимая ему руку.

Вернувшись в бунгало, Харан-бабу подробно рассказал о своей беседе с судьей, но о внезапном появлении Горы не обмолвился ни словом.

Сорок семь крестьян были брошены в тюрьму без суда и следствия, просто так, чтобы нагнать страха на всех остальных.

После встречи с судьей Гора отправился на поиски адвоката. Он слышал, что лучший адвокат в этой округе некто Шаткори Халдар, и решил обратиться к нему.

Увидев его, Халдар воскликнул:

– Ба, Гора! Ты что тут делаешь?

Шаткори, как и думал Гора, оказался его старым школьным товарищем.

Гора объяснил, что хотел бы подать прошение судье об освобождении на поруки арестованных в Гхошпуре крестьян.

– А кто выступит в качестве поручителя? – спросил Халдар.

– Я, конечно.

– Разве ты сможешь внести залог за сорок семь человек?

– Если они согласятся отпустить крестьян на поруки, то требуемую сумму я готов внести.