А тем временем, не успела Шучорита переехать в свой дом, как в душе Лолиты началась жестокая борьба. Каждый вечер, ложась спать, она говорила себе «не сдамся» и каждое утро, проснувшись, повторяла «ни за что не сдамся». Потому что дело дошло до того, что все ее мысли были заняты исключительно Биноем. Стоило ей услышать его голос внизу, как сердце ее начинало учащенно биться. Стоило ему не зайти к ним день-другой, и ее уже одолевало чувство оскорбленной гордости. В таких случаях она под разными предлогами засылала Шотиша к Биною и, когда тот возвращался, старательно выпытывала у него, о чем они разговаривали, что делает Биной и так далее.

И чем больше это наваждение овладевало Лолитой, тем страшней ей становилось при мысли о неизбежном поражении. Временами она начинала даже сердиться на Пореша-бабу за то, что тот не пресек их дружбы с Биноем и Горой.

Во всяком случае, теперь, более чем когда-либо, она была исполнена решимости бороться до конца, погибнуть, но не сдаться. В голове девушки возникали различные планы дальнейшего существования. Она даже стала подумывать, не последовать ли ей славному примеру героинь некоторых европейских романов, всю жизнь свою отдавших служению ближнему.

Как-то раз она пришла к Порешу-бабу и спросила:

– Скажи, отец, разве нельзя мне заняться преподаванием в какой-нибудь женской школе?

Пореш-бабу посмотрел в лицо дочери. Измученные сердечной болью, глаза молили о помощи.

– Отчего бы нет,- ответил ласково Пореш.- Только вот есть ли у нас подходящая школа?

В те времена подходящих школ было немного, потому что, хотя женские начальные школы и существовали, девушки из хороших семейств неохотно шли преподавать туда.

– А разве таких школ нет? – спросила Лолита, и в голосе ее зазвучало отчаяние.

– Насколько мне известно, нет,- пришлось признаться Порешу-бабу.

– Хорошо, а нельзя ли тогда самим открыть школу? – не унималась Лолита.

– Для этого потребуется много денег,- сказал Пореш-бабу,- и к тому же содействие многих людей.

Лолита раньше думала, что главная трудность состоит в том, чтобы пробудить в людях желание сделать доброе дело, она не представляла, сколько препятствий лежит на пути к осуществлению такого желания. Она молча сидела некоторое время, затем поднялась и вышла из комнаты, предоставив Порешу-бабу размышлять о причинах душевной тоски у любимой дочери.

Вдруг он вспомнил намеки Харана насчет Биноя. «Неужели я тогда действительно поступил необдуманно?» – с тяжелым вздохом спросил он себя.

Будь это любая другая из его дочерей, причин для особого беспокойства не было бы, но цельная, искренняя Лолита слишком серьезно относилась к жизни – даже радости ее и печали никогда не бывали половинчатыми.

Как же она будет жить дальше, преследуемая незаслуженными упреками и оскорблениями? Плыть вперед, не видя перед собой ни проблеска, ни просвета? Разве могла она отдаться на волю волн?

В полдень того же дня Лолита отправилась к Шучорите.' Обставлен дом был более чем скромно. В большой комнате на полу лежала грубая деревенская циновка. По одну сторону ее была постель Хоримохини, по другую – Шучориты. Поскольку тетка отказывалась спать на кровати, Шучорита, следуя ее примеру, тоже устроила себе постель на полу в той же комнате. На стене висел портрет Пореша-бабу. В соседней комнате, поменьше, стояла кровать Шотиша, на небольшом столе у стены в беспорядке были разбросаны книги, тетради, чернильница, перья, грифельная доска. Шотиш был сейчас в школе, и в доме царила тишина.

Хоримохини как раз укладывалась поспать после обеда. Шучорита с распущенными по плечам волосами сидела погруженная в чтение на своей постели, положив книгу на колени поверх подушки. Еще несколько книг лежало перед ней. Это были сборники статей Горы.

Увидев Лолиту, Шучорита смутилась и захлопнула было книгу, но тут же, устыдившись, снова открыла ее.

– Проходи, проходи, моя милая,- сказала Хоримохини, сев на постели.- Разве я не вижу, как Шучорита по вас по всех скучает. Как загрустит, так за эти книги берется. Я только подумала: хорошо бы, кто-нибудь из вас зашел, а ты уже тут как тут. Долго будешь жить, дочка.

Лолита, не тратя лишних слов, сразу же заговорила о том, что ее больше всего интересовало:

– Диди, как ты смотришь на то, чтобы открыть школу для девочек нашего квартала?

Хоримохини даже рот разинула от изумления:

– Подумать только! Да на что тебе школа?

– Как же мы ее откроем? – спросила Шучорита.- Кто поможет нам? Ты говорила с отцом?

– Ведь мы же с тобой можем преподавать,- ответила Лолита.- Может быть, и Лабонне согласится.

– Дело не только в преподавании,- возразила Шучорита.- Нужно разработать особые правила, найти помещение, набрать учениц, достать деньги. Что можем тут сделать мы с тобой?

– Не говори так, диди! – воскликнула Лолита.- Неужели из-за того, что мы родились девчонками, мы должны попусту тратить свои силы, запершись в четырех стенах? Разве мы совсем уж ни на что не годны?

Боль, прозвучавшая в ее словах, нашла отклик в сердце Шучориты. Она серьезно задумалась над предложением Лолиты.

– Ведь по соседству сколько угодно девочек,- продолжала Лолита,- их родители будут только рады, если мы предложим учить их бесплатно. Что же касается помещения, то для начала нам хватит места хотя бы тут, у тебя, – ведь учениц у нас будет не бог весть сколько. Так что вопрос денег тоже не так уж страшен.

Хоримохини не на шутку всполошилась при мысли, что какие-то неизвестные соседские девочки набьются к ним в дом и будут учиться. Все ее старания были направлены на то, чтобы вести праведную жизнь, выполнять религиозные обряды так, как это предписано священным писанием, и всеми силами стараться не оскверниться. Поскольку угроза осквернения становилась вполне реальной, Хоримохини начала громко выражать протест.

– Тебе нечего бояться, тетя,- успокаивала ее Шучорита.- Если нам вообще удастся набрать учениц, то мы прекрасно сможем заниматься с ними внизу, мы не будем пускать их наверх, беспокоить тебя. Что ж, Лолита, если найдутся ученицы – я согласна,- повернулась она к сестре.

– Во всяком случае, я считаю, что попытаться стоит,- сказала Лолита.

Хоримохини продолжала понемногу ворчать:

– И что это вы во всем хотите подражать христианам, дорогие мои. Отроду не слыхала, чтобы девушка из хорошей индуистской семьи шла в учительницы.

Когда Шучорита жила у Пореша-бабу, вместе с сестрами она частенько выходила на крышу поболтать с девушками из соседних домов. Одно обстоятельство, однако, серьезно мешало дальнейшему развитию их дружбы – соседки донимали сестер расспросами, почему они до сих пор не вышли замуж. Поэтому Лолита по возможности избегала этих бесед.

Лабонне же, наоборот, была горячей сторонницей такого времяпрепровождения. Когда дело касалось чужих семейных историй, ее любопытство не знало границ. Ежедневные «журфиксы» на крыше, куда они выходили расчесывать волосы, пользовались большим успехом, и во время них самые разнообразные новости летели от соседки к соседке по беспроволочному телеграфу.

Потому Лолита и возложила на Лабонне обязанность подобрать учениц для своей предполагаемой школы, и когда предложение было обнародовано с высоты крыши, многие девушки проявили к нему горячий интерес. Лолита тем временем принялась с энтузиазмом мести, мыть и украшать помещение.

Но комната оставалась пустой. Главы семейств были до глубины души возмущены этой попыткой заманить их дочерей в брахмаистский дом под предлогом обучения. Они даже сочли своим долгом строжайше запретить своим дочерям всякие дальнейшие сношения с дочерьми Пореша-бабу. Таким образом, девочки не только лишились теперь удовольствия прогуливаться по вечерам на крыше, но должны были еще и выслушивать немало нелестных слов о своих подругах-брахмаистках.

Теперь бедная Лабонне, выходя на крышу с гребенкой в руках, видела на крышах, соседних домов одних только взрослых. Представительниц младшего поколения, не наблюдалось, и привычных приветствий тоже слышно не было.