Шучорита с трудом заставила себя дочитать статью до конца и была теперь занята тем, что рвала газету на мелкие кусочки.

Судя по тому, как тщательно она это делала, можно было подумать, что она не успокоится, пока не расчленит ее на атомы. Как раз в это время в комнату вошел Харан и, придвинув кресло, сел рядом с ней. Но Шучорита даже не взглянула на него, так поглощена была она своим занятием.

– Шучорита,- начал Харан,- мне надо серьезно с тобой поговорить. Так что выслушай меня внимательно.

Но Шучорита по-прежнему изничтожала газету. Когда рвать руками стало невозможно, она взяла ножницы и начала стричь ими остающиеся кусочки. Она еще не кончила свое занятие, как вошла Лолита. Харан повернулся к ней.

– Лолита,- сказал он,- мне нужно кое о чем поговорить с Шучоритой.

Девушка направилась было к двери, но Шучорита поймала ее за край сари.

– Но ведь Пану-бабу хочет сказать тебе что-то важное,- запротестовала Лолита.

Шучорита, не обращая внимания на ее протесты, усадила Лолиту рядом с собой.

Что касается Харана, то он органически был не способен понимать намеки и потому, не тратя времени по-пустому, сразу же перешел к делу.

– Я считаю, что нашу свадьбу откладывать больше нельзя. Я уже переговорил с Порешем-бабу, и он сказал, что, как только ты дашь свое согласие, можно будет назначить день. Поэтому я решил, что через воскресенье…

Но Шучорита, даже не дав Харану договорить начатую фразу, сказала: «Нет!»

Это «нет» прозвучало так выразительно и категорично, что Харан растерялся. Он всегда считал Шучориту образцом послушания и потому даже представить себе не мог, что она способна одним словом оборвать его еще не высказанное предложение.

– Нет?! – сердито переспросил он.- То есть что значит «нет»? Ты хочешь опять отложить свадьбу?

– Нет! – только и ответила Шучорита.

– Так о чем же ты? – Харан даже задохнулся.

– Я не согласна выходить за вас замуж,- сказала Шучорита, низко опустив голову.

– Ты не согласна? То есть как это не согласна? – повторил он в совершенном недоумении.

– Пану-бабу, вероятно, разучился понимать бенгальский язык,- колко заметила Лолита.

Харан бросил на нее уничтожающий взгляд.

– Мне легче согласиться с тем, что я перестал понимать родной язык,- сказал он, – чем признаться, что я, оказывается, все время неправильно понимал слова той, которая никогда не видела от меня ничего, кроме уважения.

– Чтобы понять человека, нужно время, – заметила Лолита,- возможно, это относится и к вам.

– От начала и до конца, – сказал Харан,- слова у меня не расходились с делом, и я считаю себя вправе заявить, что неправильно истолковывать свои слова я не давал повода никому. Пусть Шучорита сама скажет, так это или не так?

Лолита хотела было что-то ответить, но Шучорита остановила ее:

– Вы совершенно правы, Харан-бабу, я не виню вас ни в чем.

– Если ты не винишь меня,- воскликнул Харан,- тогда почему же ты так низко поступаешь со мной?

– Вы имеете полное право называть мое поведение низким,- твердо сказала Шучорита, – но поступить иначе я не могла, потому что…

За дверью послышался голос:

– Диди, можно войти?

На лице Шучориты отразилось невероятное облегчение, и она сразу же отозвалась:

– Ах, это вы, Биной-бабу? Входите, входите, пожалуйста!

– Вы ошиблись, диди, это не Биной-бабу, а всего лишь Биной. Не смущайте меня таким официальным обращением.- С этими словами Биной вошел в комнату. Увидев Харана и заметив неудовольствие на его лице, он шутливым тоном добавил: – Ага, я вижу, вы недовольны мной, потому что я так давно не заходил.

Харан сделал попытку ответить в том же шутливом тоне.

– Вообще-то, конечно, это достаточный повод для недовольства,- начал он, но тут же сорвался: – Однако боюсь, что сейчас вы пришли несколько некстати,- у нас с Шучоритой серьезный разговор.

– Вот ведь! – сказал Биной, поспешно вскакивая.- Никогда не угадаешь подходящего момента. Собственно, потому-то так и трудно бывает отважиться зайти.

Он уже собрался уходить, но тут вмешалась Шучорита.

– И не думайте уходить, Биной-бабу! – воскликнула она.- Наш разговор уже окончен. Садитесь.

Биною было очевидно, что своим приходом он вызволил Шучориту из какого-то затруднительного положения. Поэтому он снова сел с беспечным видом и сказал:

– Не умею отказываться от любезных приглашений. Раз предлагают сесть, я тотчас же соглашаюсь – уж таков мой характер. Потому прошу вас, диди: будьте осторожны, когда говорите со мной – помните, что я все принимаю за чистую монету.

Харану волей-неволей пришлось замолчать. Но вид его красноречивее слов говорил, что он отнюдь не считает разговор законченным и что не такой он человек, чтобы уйти, прежде чем заставит выслушать себя до конца.

Лишь только Лолита услышала за дверью голос Биноя, ее охватило страшное волнение, и как она ни старалась сохранить спокойствие, это ей не удалось. В результате, когда Биной вошел в комнату, заговорить с ним непринужденно, как со старым знакомым, она просто не смогла, поскольку все ее внимание было сосредоточено на том, куда ей следует смотреть и куда девать руки. Она, пожалуй, вышла бы из комнаты, но Шучорита все еще удерживала ее за край сари.

Биной, со своей стороны, тоже старался делать вид, что его слова относятся только к Шучорите, так как при всей своей находчивости он не решался обратиться прямо к Лолите. Свое смущение он пытался замаскировать излишней болтливостью.

Однако вновь обретенная робость Лолиты и Биноя не укрылась от Харана. Видя, что Лолита, которая только что так дерзила ему, с появлением Биноя вдруг удивительно поскромнела, он вспыхнул от досады. Его возмущение против Пореша-бабу только возросло при виде нового доказательства тех зол, которые он навлек на свою семью, разрешая дочерям заводить знакомства вне «Брахмо Самаджа». Мысль, что когда-нибудь Пореш-бабу еще горько пожалеет о своем легкомыслии, всецело завладела им.

Когда стало очевидно, что Харан уходить не собирается, Шучорита, повернувшись к Биною, сказала:

– Вы давно не виделись с тетей, она о вас часто спрашивает. Не хотите ли пройти к ней?

– Только, пожалуйста, не думайте, что я не вспомнил бы о тете без вашего напоминания,- проговорил Биной, поднимаясь с кресла,- я как раз хотел о пей спросить.

Когда Шучорита с Биноем ушли, Лолита тоже поднялась и сказала:

– Полагаю, Пану-бабу, что мне вы ничего особенного сказать не имеете?

– Нет,- ответил Харан,- поскольку ты, кажется, нужнее не здесь, то я тебя задерживать не стану.

Лолита поняла, на что он намекает, и, желая показать, как мало она задета его замечанием, сказала:

– Биной-бабу так давно не был у пас, что я действительно должна пойти поболтать с ним. А пока что, если у вас есть желание почитать свое произведение… Ах да, я забыла, что диди только что изорвала вашу газету на мелкие кусочки… тем не менее, если вы в состоянии читать что-нибудь помимо своих статей, то можете посмотреть вот это.- И с этими словами девушка достала из стола бережно сложенные статьи Горы и, положив их перед Хараном, быстро вышла из комнаты.

Хоримохини была очень рада приходу Биноя, и не только потому, что сразу прониклась симпатией к юноше, а потому, что он был совсем не похож на остальных посетителей, с которыми ей приходилось встречаться в доме Пореша-бабу и которые нисколько не скрывали, что видят в ней существо совсем иного порядка. Это все были коренные калькуттцы, получившие английское и бенгальское образование и, следовательно, стоявшие неизмеримо выше ее и подавлявшие ее своим высокомерием, так что в их присутствии Хоримохини невольно съеживалась и замыкалась в себе. В Биное же она чувствовала поддержку. Правда, и Биной был калькуттец; слышала она и о том, что он немало преуспел в науках, и тем не менее он ни разу не был непочтителен с ней; напротив, ничего, кроме любви и уважения, она от него не видала. Именно поэтому она так быстро привязалась к нему, словно к родному. Ей казалось, что Биной, как щит, прикроет ее от людской злобы. В этом доме она была беззащитна и невольно тянулась к дружески расположенному человеку.