– Вы имеете в виду русских? – спросила Кристина.

– Славянские народы – только начало, источник, который будет быстро исчерпан.

– Почему?

– Территория до Урала подлежит полному обезлюдению. Россия как геополитическое понятие исчезнет с карты мира.

– Откуда же возьмутся рабы?

– О! Смотрите, фрейлейн, в перспективу! Вся Азия станет нашей гигантской резервацией! Учитывая животную способность азиатов безгранично плодиться, мы будем иметь воистину неисчерпаемый источник рабсилы. Дешевой, азиату на день более чем достаточно горстки риса, который с успехом заменят наши съедобные химические эрзацы. Азия рядом! Мы подошли к ней вплотную! Она ждет немецкого хозяина за последним природным барьером – горным Кавказским хребтом. Разглагольствования Хейниша, его холодная самоуверенность, его неожиданный оптимизм в достижении стратегической цели «Эдельвейса», которая, казалось, окончательно исчезла из оперативных карт, насторожили Кристину. Она не понимала оберштурмбаннфюрера, который всегда отличался трезвым умом и реальными оценками. Головокружение ему не было присуще. И вдруг… Ведь немцы откатывались под ударами Красной Армии, и по логике событий пора отбросить мечты о «завоевании Индии на Кавказе». Их перечеркивали неутешительные ежедневные сводки с фронтов.

С первого дня нового года Северная группа войск Закавказского фронта перешла во второе за последние месяцы наступление. Армия фон Клейста пятилась, оставляя оборонные рубежи с памятными названиями – Моздок, Малгобек, Нальчик, Прохладное, Кисловодск, Пятигорск, Минеральные Воды… Фронтовые вести не оставляли надежд удержаться и в Ставрополе, о чем напоминала еще далекая от города, но уже различимая на слух артиллерийская канонада.

Не лучше обстояли для немцев и дела на севере, где сначала было остановлено, а потом и разгромлено танковое соединение Манштейна, которое ринулось было на помощь окруженной армии Паулюса. Любого штабиста карта военных действий недвусмысленно остерегала: 1-й армии Клейста реально угрожает окружение в предгорьях Кавказа.

Откуда же у Хейниша это холодное спокойствие? На чем оно основывается? Ему известно что-то такое, о чем здесь еще никто не знает? Допущение вполне возможное – он только что прибыл из Берлина, где события в Сталинграде и на Кавказе, безусловно, были в центре внимания.

Эти ее размышления, не находящие ответа, были настолько важны, что она, вопреки собственному правилу не интересоваться прямо ничем, что не касалось ее служебных обязанностей, отважилась спросить:

– Я не понимаю вас, господин оберштумбанфюрер. Разве радио неверно информирует… как это… а, вспомнила – о сокращении линии фронта?

– Удачное определение – «сокращение»! – сразу оживился Хейниш. Он был совсем не против того, чтобы покрасоваться перед очаровательной женщиной в роли стратега, пусть и кабинетного. – Я охотно объясню его тактическую суть. Но скажите сначала, чем вызван ваш вопрос?

– Мне показалось, вы говорите о наступлении на Кавказ, но фронтовые сводки…

– Ясно, – прервал ее Хейниш. – Я так и знал! Вы нашли несоответствие между моими словами и очевидными фактами? Так?

– Извините, но я действительно так подумала…

– Не надо извиняться, – снисходительно ответил Хейниш. – Здесь некоторые штабные головы утратили здравый смысл и ясный ум, а что же говорить о вашей, симпатичной, но не сведущей в стратегических тонкостях?

– Это правда, господин Хейниш…

– Знаю! И понимаю вашу тревогу.

– Почему, господин оберштурмбаннфюрер?

– Сейчас объясню. Учтите, фрейлейн, я мог бы ограничиться простым напоминанием о том, что на обеих вершинах седоголового Эльбруса все еще реют победоносные знамена рейха, символ операции «Эдельвейс».

– О! Как это поэтично звучит!

– Суть не в поэтичности, – отклонил комплимент Хейниш, хотя он был ему приятен. – Суть в слове «сокращение» и в тех последствиях, которые оно обусловливает. Но будет ли это интересно для вас?

– Что вы, господин Хейниш! Слушать вас – для меня наслаждение. У вас очень тонкий ум (не примите за лесть!), и я давно убедилась, что ваши суждения несравненно глубже тех, которые я слышу от других…

– Ну, если так, – удовлетворенно кивнул головой Хейниш, – тогда прошу чуточку внимания. Имеем три отправных пункта. Первый: внезапное наступление русских, которое перечеркнуло наши планы зимней кампании. Второй: нам нужно время на реорганизацию фронта. Третий: это необходимое время обеспечивает нам армия Паулюса, которая по приказу фюрера героически борется в окруженной «Крепости Сталинград». Понимаете? Пока сражается мощная армия Паулюса, они не могут развить свой тактический успех в стратегический. Опасно! – Хейниш поднял палец. – Если русские пойдут в наступление, Паулюс может ударить по ним! Теперь вам понятен смысл жертвенности солдат Паулюса? Они кладут головы на алтарь отечества ради нашей окончательной победы. Как повелел наш непоколебимый фюрер!

– Хайль! – возбужденно воскликнула Кристина.

Ее пылающие интересом глаза вконец раззадорили Хейниша:

– Хайль! А теперь вернемся к определению «сокращение линии фронта». Что оно дает? Собирает в один тугой кулак всю 1-ю армию. Мы отступаем, планомерно уничтожая железнодорожные пути! Не оставляем уцелевшим ни одного моста. Это постепенно создает для врага все большие трудности: пехота идет вперед, а тыловые части все более отстают. Возникают длительные перебои в боеснабжении, не хватает питания. Постепенно мы вынудим русскую пехоту, если она будет продолжать наступление, остаться без танков и артиллерии. Уже сейчас мы имеем перевес в воздухе. Что же остается у врага? Только конница, которая в современных условиях войны не играет решающей роли, она слишком уязвима для современного оружия. Вывод: наступление русских истощится само собой.

Хейниш отечески наклонился к Кристине. Он и сам был захвачен воображаемой картиной:

– Мы снова соберем полумиллионную армию фон Клейста в компактный, бронированный таран, который летом проломит кавказский вал. Мы не уходим с Кавказа. Мы собираем силы на новом рубеже, который будет служить плацдармом для наступления. Там, на этом рубеже, – Хейниш махнул рукой куда-то на запад, – уже сейчас начато сооружение могучей, глубоко эшелонированной позиции. Там, в безопасности, мы отточим наш сокрушающий меч. С большевизмом на Кавказе будет покончено навсегда!

– Вы меня совершенно успокоили, – скромно сказала Кристина. – Я сердечно благодарна вам! Теперь меня не испугает никакая болтовня паникеров. Я знаю: враг будет разбит, победа будет за нами.

А сама вся напряглась, уже составляя мысленно короткие, лишенные эмоции строки шифровки:

«Немцы не имеют намерения оставлять предгорья Кавказа. Чтобы остановить наступление, начали сооружение глубокоэшелонированной оборонной позиции. Местонахождение ее не знаю. Оттуда планируют начать летом новое наступление на Кавказ».

– Резонно, фрейлейн! – посерьезнел Хейниш. – Чего требует фюрер от нас? Преданности, стойкости в противоборстве с врагом, самопожертвования во имя рейха. Чтобы окончательно вас успокоить, скажу вам вот еще что. Запомните: все, что произойдет завтра, послезавтра и еще через несколько дней, воспринимайте как такое, что произошло вчера и минуло. События наступающих дней вы уже сегодня можете вычеркнуть из актива новостей.

– Наше ближайшее будущее – это вчерашний день? – засмеялась Кристина.

– Именно так, фрейлейн, хотя и звучит парадоксально. Не правда ли?

Естественно, даже в редкую минуту несвойственной ему откровенности Хейниш сообщил далеко не все, о чем узнал в Берлине. Он и намеком не проговорился, что в ночь на 29 декабря генштаб решил их судьбу: группы армий «А» и «Дон» отвести далеко назад и объединить под командованием генерал-фельдмаршала Эриха фон Манштейна. Они реорганизовывались в группу армий «Юг».

В свете этих задач большую роль отводили разведке, поэтому Хейниша не удивило, когда обергруппенфюрер Кальтенбруннер сообщил ему о новом назначении в центр подготовки агентов под кодовым названием «Цеппелин» для заброски в глубину России и на Кавказ. Сюда он прибыл лишь для того, чтобы уладить необходимые формальности и передать возглавляемую им группу своему преемнику. У него вызывала удовлетворение мысль, что в берлинский подготовительный центр «Цеппелин» он явится не с пустыми руками, а с хорошим личным багажом – досье на четырех вышколенных агентов, которых оставляет в тылу русских. Кто они и что из себя представляют, под какими личинами будут действовать, их явки и пароли будет знать только он, Хейниш основательно подготовил их совместно с Кеслером, а следователь, можно сказать, своевременно погиб. Известие о его гибели Хейниш встретил со спокойным равнодушием: смерть Кеслера его целиком устраивала.