Когда появились Кристина с Майером, за предварительно заказанным столиком уже сидели трое – элегантный даже в абверовском мундире майор Штюбе, брюхатый толстяк Кеслер и Густав Готтфрид в изящной форме люфтваффе светло-пепельного цвета. Они увлеклись разговором, из которого вновь прибывшие услышали лишь отрывок.

Штюбе наседал на упитанного следователя:

– Не впадайте в детство, Кеслер! Это уместно лишь в глубокой старости.

– Выходит, после пятого десятка человек начинает молодеть? – не очень успешно оборонялся Кеслер.

– Да, есть опасность в конце концов вновь превратиться в младенца…

– Что ж, устами младенца глаголет истина…

– Не паясничайте, Кеслер. Даже если изречение истин поручить младенцам, истину все равно никто и никогда не услышит.

– Притом сказочка о голом короле утратила нынче популярность, – бойко вклинился в разговор Майер. – Никто не отважится произнести: «А король – голый!»

– Смотря, кто король, – поднял на него глаза Кеслер, потом искоса метнул на Кристину неприязненный взгляд.

Штюбе и Готтфрид подхватились со своих мест.

– Наконец-то дождались! – воскликнул Штюбе. – Вот это сюрприз! Позвольте вашу ручку, фрейлейн…

– А я ломал голову, для кого предназначена эта пышная, великолепная роза, – Густав Готтфрид показал на цветок, пламеневший в хрустальной вазе.

– О, Густав! Я так благодарна вам за внимание, – проворковала Кристина, любуясь роскошной королевой цветов.

– Жаль, благодарность не по адресу, – неловко развел руками Густав. – Я рассчитывал исключительно на мужскую компанию…

– И теперь огорчены?

– Мой бог! Наоборот!

– Кто из вас был столь любезен? Штюбе, вы?

– Каюсь, не я. Это не роза, а какая-то криминальная загадка. Кеслера я сразу вычеркиваю из числа подозреваемых особ. Остается…

– У меня – алиби, – лицемерно вздохнул Вилли, – я пришел последним.

– Ах, прекратите это следствие, – засмеялась Кристина. – Мне приятнее получить цветок ото всех вас.

– Вы удивительно мудры, Кристина! – закивал головой Густав. – Не понимаю, зачем в рай сунулся змий, когда там уже была женщина?

Вилли Майер не преувеличивал – Густав поразительно изменился. Когда-то ухоженный, румянолицый, неугомонный и неутомимый повеса, на котором не отражались никакие житейские или служебные заботы и который за милую душу удирал в первую попавшуюся компанию от всяческих хлопот, он теперь словно поблек и посмирнел. Эта метаморфоза отразилась даже на его ныне совершенно пристойных комплиментах.

Пока произносили испытанные, банальные тосты, которые, к примеру, Кеслер выслушивал с неприкрытым отвращением, терпя их как своеобразную плату за аппетитные, даровые напитки и закуски, Кристина изучала Густава Готтфрида. Вызывало сочувствие его сильно пострадавшее от мороза лицо. Густав все время старался спрятать потрескавшиеся руки.

Готтфрид поймал ее сочувственный взгляд и смущенно пробормотал:

– Это все проделки генерала Мороза…

– Как ваши дела, Густав? – мягко спросила Кристина. – Мы с вами так давно не виделись…

– Это только так кажется, фрейлейн, время растягивается, словно резина, когда оно насыщена событиями. А минул всего лишь месяц.

– В самом деле! А кажется…

– Вот именно – кажется!.. Что уж говорить о моей жене и сыне? Они не видели меня более полутора лет. Хотел бы я взглянуть на свой домик в Шварцвальде, посидеть в домашнем уюте, под елкой с пылающими свечами…

– Разве вам не положен отпуск?

– Еще две недели назад я надеялся на него. Но сейчас для всех, кто может держать оружие, отпуска отменены. И уже послезавтра я возвращаюсь в свою часть. Такова планида подмороженного аса!

– Кстати, Густав, как отличить аса от летчика? – спросила Кристина, стараясь хоть чем-то утешить бедолагу Готтфрида. – Все слышу – ас да ас. Это что, своего рода профессиональный комплимент или что-то другое?

Она не ошиблась – Густав сразу оживился.

– Комплимент? Разве такие лоботрясы, как я, нуждаются в комплиментах?

– Так кто же он такой – ас?

– Неужели и вправду не знаете?

– Фрейлейн Бергер – из фольксдойче, – любезно напомнил майор Штюбе. – Естественно, ей неизвестно кое-что из того, что коренная рейхсдойче впитывает в себя с молоком матери, усваивает с колыбели. Разумеется, в красной России ей никто не рассказывал о немецких асах. Так что, Густав, вам выпал редкий случай выступить в почетной роли просветителя молодого поколения, зеленого и несмышленого из-за нехватки житейского опыта и знаний.

– Оставьте лишнюю болтовню, Штюбе, – остановил его Готтфрид. – У вас удивительная способность простейшую мысль утопить в бесконечном словоизвержении. Вот уж действительно талант – много болтать и ничего не сказать!

– Неизбежный профессиональный навык! – с наигранным сожалением вздохнул Штюбе. – Но согласитесь, Густав, мое многословное молчание все-таки терпимее, чем красноречивая немота Кеслера.

Гестаповский следователь только хмуро глянул на него и молча подцепил вилкой очередной кусок аппетитной говядины.

– Господа, объяснит ли наконец кто-нибудь, что такое ас? – напомнила Кристина с укоризной.

– Ас, – многозначительно произнес Готтфрид, – это летчик, который в воздушном бою уничтожил не менее десяти самолетов противника. Самолеты, уничтоженные на земле, в счет не идут. Только воздушный поединок! Ас – это рыцарь современной войны, воздушный снайпер. Спортивный азарт, который ведет на состязание со смертью, – вот что зовет в бой немецкого аса.

– А вы, Густав, поэт…

– Возможно, если речь заходит об авиации. Между прочим, это отметил и покойный Шеер… О, простите мою бестактность, фрейлейн!

– Успокойтесь, Густав, я бы вам не простила, если бы не вспомнили Адольфа. Ты ему нравились…

– Советовал же ему не летать! – вздохнул ас. – Но разве он внял дружескому совету? Сам настоял…

– Не будем об этом, Густав, хорошо? – Кристина положила кончики своих пальцев на его пострадавшую руку. – Лучше скажите, каков ваш личный счет?

– Семнадцать самолетов, фрейлейн. Три в Польше, по одному в Голландии и Бельгии, шесть – французских и английских, остальные – уже здесь.

– А самого не сбивали? – неожиданно спросил Кеслер.

– Почему же?.. Дважды!

– Где именно?

– Оба раза здесь – под Сталинградом. К сожалению, наши воздушные потери там огромны. Я хоть живой остался…

– Интересно, чем все это вы объясняете как профессионал? – спросил Штюбе.

– Ну, к примеру, нашу эскадру асов «Генерал Удет» обеспечили новыми модифицированными истребителями «Мессершмитт-109-Ф», «109—7», «109-Г-2»… Но машины в сравнении с предыдущими моделями сильно утяжелены. Нагромоздили больше пулеметов, вместительнее стали баки с горючим… Увеличивали скорость, а форсируя двигатели, снова утяжелили самолет. Результат – упали показатели быстрого взлета, вертикального и горизонтального маневра. А главное, они не приспособлены для войны зимой. Я имею в виду не нашу, европейскую, а русскую зиму. Конструкторы не учли русский мороз, ледяной ветер… Машины мерзнут. Коченеют, словно люди. Перед вылетом приходится специально отогревать моторы, жечь костры…

– А другие самолеты?

– Та же история. Возьмем новую модель «Фоккера» – истребителя «Фокке-Вульф-190». Его мотор воздушного охлаждения БМВ-801 мощностью 1650 сил – настоящее чудо, но для лета. Быстрота на курсе неплохая – 600 километров в час, но этот «Фоккер» тоже тяжел при пилотаже. Вес возрос за счет четырех пулеметов 12,5 миллиметра, двух 20-миллиметровых пушек «Эрликон». К тому же стала толще броня мотора и баков с горючим. Две бронеплиты установлены и в кабине пилота. Правда, кабина в нем более приподнята, благодаря чему улучшается обзор, особенно задней полусферы…

Кристина все это старалась запомнить, радуясь, что задавал вопросы Штюбе. Правда, ее беспокоили иронические взгляды Майера, который тоже слушал внимательно. На его устах блуждала двусмысленная ухмылка. Кристина чувствовала, что игра с ним становится очень опасной, события стремительно бегут к финалу, правда, неизвестно какому. Надо действовать! Но как? И не преувеличивает ли она опасность?