Вот они:

«…его настоящий отец Генрих Крамер – коммунист-тельмановец, участник героического восстания гамбургских рабочих. Арест и заключение помешали его браку с Лизелоттой Рюлле, невестой. Она вынуждена была вступить в брак с Паулем Майером, сыном богатого владельца бакалейного магазина в Гамбурге. Пауль Майер считал новорожденного своим сыном. После выхода Крамера из тюрьмы мать познакомила сына с “дядей Генрихом”, который на протяжении нескольких лет имел значительное влияние на формирование сознания подростка. С приходом гитлеровцев к власти Крамер эмигрировал в Швейцарию, где вошел в группу антифашистов, деятельность которой особенно активизировалась после вероломного нападения гитлеровской Германии на СССР. Группа поддерживает регулярную радиосвязь с немецкими антифашистами, находящимися на территории СССР. Группа полностью солидаризируется с программой недавно созданного национального комитета “Свободная Германия”…»

– Солидно! – подытожил майор Тамбулиди по окончании чтения.

– А то как же, поработали…

– Эта папка, – Анзор похлопал по ней, – содержит ответы на многие вопросы.

– Кроме главного, – сказал Калина. – Папка не дает ответа на вопрос: захочет ли он сотрудничать с нами? А нам необходимо исходить из одного: нужно не принуждение, а сознательный переход на нашу сторону. Мы рассчитываем на его продолжительную работу в тылу врага, до конца войны. Вот и возникает вопрос: кто в его душе победит – Крамер или Майер?

– Это точно! – согласился Анзор.

А Калине уже в который раз вспомнились слова Марии: «Он не такой, как другие немцы… Он осуждает войну, которую ведет рейх… Он избегает участия в карательных акциях… Он не пытает арестованных»… Действительно, этот Майер – белая ворона среди черных мундиров. И Калина знал об этом не только со слов Марии, но и по собственным впечатлениям от общения со странным адъютантом Хейниша.

– Другого пути для Майера не вижу – только с нами! – размышлял вслух Анзор. – Не побежит же он с саморазоблачениями. Если, конечно, не самоубийца…

– Нет, комплекса самоустранения у Вилли нет и в помине! – рассмеялся Калина. – Он по натуре – жизнелюб.

– А каковы твои соображения… – начал было Анзор, но их разговор прервал резкий звонок переговорного аппарата.

Калина поднял трубку, выслушал и коротко ответил одним словом:

– Слушаюсь!

Потом аккуратно убрал папку с материалами проверки на «Арийца» и сообщил Анзору:

– Идем к Григорию Ивановичу.

– Я – тоже? – подхватил тот, поправляя гимнастерку.

– Зовет обоих.

– А как он?

– Сам увидишь. Начальник Управления уже ознакомился с письмом Роговцева и хочет, чтобы ты выслушал его соображения лично – для доклада Матвею Ивановичу.

Сербулов был одет в скромный серый костюм с серым, в тон, галстуком. Майор Тамбулиди мысленно ругал себя за то, что забыл спросить у подполковника о воинском звании начальника Управления, и теперь не знал, как к нему обращаться. По имени-отчеству для первого раза выглядело бы фамильярно (по крайней мере, так казалось Анзору), а обычное, условное обращение в такой ситуации отпадало.

– Майор Тамбулиди? – с ненавязчивой приветливостью спросил Сербулов.

– Так точно! – единым духом отчеканил Анзор, радуясь, что надежный армейский устав спасает. Он внимательно разглядывал Григория Ивановича, пытаясь но чертам его лица определить характер, а соответственно этому – и линию собственного поведения. Он всегда исповедовал свой давнишний перифраз «встречают по званию – провожают по уму».

Григорий Иванович был человеком представительным, высокого роста, чего не мог скрыть и накрытый зеленым сукном стол, за которым он сидел. Его в меру овальное лицо венчала короткая прическа, мягкие волосы уже густо поседели. Серые большие немного выпуклые глаза были широко поставлены. Собственно именно глаза, как это чаще всего и бывает, придавали выражение всему лицу. От Григория Ивановича так и веяло сдержанной энергией, какой-то мобилизующей силой, которая без слов отметала саму возможность пустой болтовни и напрасной траты времени. И это действительно было одной из определяющих черт Сербулова – Анзор не ошибся.

А Григорий Иванович, просматривая принесенную Калиной папку, тоже изучал Анзора, бросая мимоходом быстрые взгляды.

– Садитесь поближе, – буднично пригласил он. – Чего жметесь к стене?

И они сели за стол.

Сербулову майор Тамбулиди понравился. В быстрых взглядах Григория Ивановича ощущалась сдержанная симпатия, которая не имела ничего общего с показным, для видимости, гостеприимством. Это была симпатия, которая, если можно так определить, вытекала из дела, из того, что Сербулов знал о разумно рискованной, порой отчаянной до безрассудства натуре майора. И, как говорили, удивительно неутомимого майора. Веселого майора… Оптимистическое восприятие мира в работе разведчика – бесценная черта. Иначе он может оказаться раздавленным сложностью задач и неизмеримой ответственностью, за которой стоят судьбы и, как правило, жизни людей, порой в таком количестве, что разведчик поневоле, боясь ошибок, может утратить действенную инициативу и станет неоправданно осторожным. Поэтому очень хорошо, что майору Тамбулиди были противопоказаны безынициативность и осторожность из-за боязни в чем-то ошибиться.

– Перейдем к делу, – положил конец взаимному обмену взглядами Сербулов.

Калина и Тамбулиди напрягли внимание, подтянулись.

– Товарищ подполковник, ваши соображения относительно предложения «Студентки»? – обратился Григорий Иванович к Калине.

Константин Васильевич ответил лаконично:

– Разделяю и присоединяюсь.

– Соображения майора, очевидно, совпадают с предложением генерала Роговцева?

– Так точно! – подтвердил Анзор.

– Я тоже согласен: предложение «Студентки» полностью отвечает нашим планам.

Сербулов на минутку замолчал, словно подчеркнув короткой паузой, что с этим вопросом все решено.

– Теперь взвесим: стоит ли это дело поручить непосредственно «Студентке»? Ваше слово, товарищ подполковник?

– Думаю, справится…

– Вы не уверены?

– У нее в этом деле нет опыта.

– А что скажете вы, товарищ майор?

– Тут надо хорошо подумать…

– Если есть неуверенность, то существует и риск провала. Мы не имеем права сознательно подвергать «Студентку» опасности, которую предвидим конкретно. Отсюда и вытекает: нужен испытанный, решительный, инициативный человек, который способен налечь, повлиять, переубедить. Скажите, товарищ майор, среди ваших сотрудников найдется такая кандидатура?

– Так точно! – в третий раз ответил Анзор и, судя по направлению разговора, понимал, что в последний.

– Можете назвать сейчас?

– Старший лейтенант Марков.

– Основание?

– Марков – опытный офицер, с первых дней войны находится на оперативной работе. Несколько раз забрасывался в тыл врага. Свободно владеет немецким языком. Кроме того, у него со «Студенткой» особые отношения.

– Точнее.

– Это он еще во Львове привлек ее к нашей! работе.

– «Крестный отец»?

– Выходит – да, хотя они почти одногодки. И еще одно…

– Я вас слушаю.

– Марков дал «Студентке» задание устроиться на работу в прифронтовые разведывательные органы врага. Дал местные связи и явки. Но фронт… Короче говоря, она смогла выполнить задание, когда немцы уже захватили Северный Кавказ. Связи не имела, и мы о ней ничего не знали. Ее нашел Марков.

– Разве он не знал?

– Нет, нашел случайно. Хотя мы все равно выявили бы ее, потому что уже делали учет работников спецслужб. Но вышло так, что найти «Студентку» выпало именно «крестному отцу».

– Важный момент.

– Но и это не все!

– Интересно! Продолжайте.

– «Студентка» спасла Маркову жизнь.

– При каких обстоятельствах?

– Во время их первой встречи Марков столкнулся с обер-лейтенантом Мюллером. Марков этого не знал и попал бы в руки гестапо или погиб бы.

– Откуда такая уверенность?

– Мюллер с оружием в руках «пригласил» его в комендатуру. В этой ситуации «Студентка» действовала решительно и ликвидировала фашиста.