Шеер молча разглядывал самолет, который должен был решить его судьбу. Это была двухмоторная крепость с большим размахом крыльев, с хорошим вооружением. Напоминал он бомбардировщика. Но где же его бомбовые люки?

– Завидую тебе, Адольф, – между тем неутомимо разглагольствовал бравый Густав. – Ты такой выдержанный и одновременно безрассудный. Тебя же никакой дьявол не выводит из себя. И тогда, на вечеринке, ты был излишне терпелив. Сто чертей! А потом спокойно набил рожу нахалу…

Шеер усмехнулся:

– Вот таким ты мне нравишься, Густав.

– Каким это?

– Когда шутишь.

– А что, мой веселый характер всем нравится!

– Вот что, Густав, я, известно, не авиатор, но как корреспондент, надеюсь, имею право поинтересоваться… Мне кажется, этот самолет – бомбардировщик, но…

– Абсолютно точно, Адольф! Но этот замечательный самолет имеет другое назначение. Вместо бомбо-люков оборудован отличный салон для транспортировки высших чинов. Удобно, не так ли? Поэтому меня и штурмуют местные князья.

«Черт возьми, – подумал Шеер, – а что, если в этом салончике мне наденут наручники – и прямехонько “нах Берлин”?..»

– Этот же самолет, – продолжал майор, – используется и для аэрофотосъемки: он оснащен чувствительным фотооборудованием.

– А «фокке-вульфы»? – спросил Шеер. – Я полагал, что только наши славные «фоки» используются для воздушной разведки.

– Это так, если они есть, – ответил майор. – Но позавчера русские последний сбили. Новых еще не получили. Вот и выручает нас этот внушительный «господин по спецзаказу»… Ну, Адольф, – Густав взглянул на часы, – пора! Через полчаса увидимся. Жду тебя здесь, словно любимую прелестницу! Будь здоров!

Автомашина, перечеркнувшая полосой пыли степь, приближалась к аэродрому. Сейчас Шеер не колебался: уже было видно – машина абвера.

Он шепотом предупредил Лютке:

– Попробуем… На нашей стороне… При самой малой возможности, когда произойдет воздушный бой или же попадем под огонь зениток… Твоя задача – уничтожить стрелка-радиста. Следи за мной… Возврата нет!

Через несколько минут аэрофоторазведчик набрал высоту. За ним черными торпедами хищно метнулись два «мессера». Шеер сидел на месте штурмана, рядом с Петерсоном, пытливо рассматривая многочисленные дрожащие стрелки приборов. Но рассматривал напрасно. Понимал, все равно не разберется, что к чему. Как среагирует Петерсон на угрозу оружием? Искоса взглянул на него. Спокойное, сосредоточенное, удлиненное лицо. Шлем с наушниками укрывает лоб, щеки, челюсти, подбородок. Только длинный нос решительно выдавался вперед. Лютке устроился в салоне, возле иллюминатора, так, чтобы удобно было вести киносъемку и одновременно держать в поле зрения стрелка-радиста.

– Господин Петерсон, прошу связать меня с офицерами, которых рекомендовал майор Готтфрид.

– О, отличные парни! Одну минуту…

И правда, вскоре в наушниках прозвучало:

– Я Гюде!

– Я Зур!

– Я Шеер! Почему не вижу ваших самолетов?

– Сопровождаем по бокам, немного сверху и сзади.

– Ясно! Господин Гюде, вы давно воюете на Восточном фронте?

– С двадцать второго июня сорок первого года.

– Ого! С первого дня войны?

– Так точно.

– И сколько вы лично провели воздушных боев?

– Около сорока.

– Какие результаты?

– Двадцать сбил я, трижды сбивали меня…

– А вы, Зур, давно здесь?

– С месяц. До этого бил французов и британцев в Африке.

– Имеете награды?

– Рыцарский крест и благодарность лично от фюрера.

– Почему вас перевели на Северный Кавказ?

– Спецподготовка к боям в горных условиях. Кроме того, до войны дважды побывал здесь как турист. Знаю визуально, где и что…

– Спасибо за интервью! Пока что заканчиваю разговор.

Петерсон щелкнул тумблером.

– Трепачи, – пробурчал он. – Я начал войну на Восточном фронте намного раньше…

– Каким образом? – заинтересовался Шеер.

– Я имел честь служить в авиационном спецсоединении полковника Ровеля, – охотно ответил Петерсон. – Оно подразделялось на три отряда. Летать над Россией и фотографировать с большой высоты пограничную полосу, военные и промышленно-транспортные объекты мы начали еще в октябре сорокового года.

– Много летали?

– Тогда это было совершенно секретно, болтовня о мире, пакт о ненападении… А мы летали! Первый отряд базировался среди озер Восточной Пруссии. Вел разведку белорусского района. Имел машины «Хейн-кель-111» со специальными высотными моторами. Второй отряд вел съемки с базы Инстербург и действовал над всем Прибалтландом до самого озера Ильмень. В отряде были прекрасные самолеты «ДО-215» и «Б-2»…

– А вы лично в каком отряде были?

– В третьем. Вели фотосъемки Черноморского побережья. Базировались в Бухаресте. В этом смысле нам больше всех повезло… Между прочим, я здесь летал еще тогда, когда Зур только ходил по туристическим тропам.

Вдалеке над горным хребтом неожиданно возник слепящий гигант, почти такой же могучий, как Эльбрус.

– Казбек! – указал Петерсон.

Под самолетом, укрытые лесистыми ущельями, двигались горными дорогами войска. И все в одном направлении – на восток, где пылали Гизель и Майрам адаг.

– Можно немного ниже? Сделаем несколько снимков.

Петерсон взглянул на приборы.

– Высота для съемок достаточная, – сказал. Потом сдвинул один рычаг, второй, нажал кнопку и объявил: – Все – съемка сделана! Хотите? Переведу съемку на автоматику.

– Буду искренне благодарен! Такие великолепные пейзажи! Для моей книги – это буквально клад. Немецкие войска на дорогах Кавказа, среди горного хаоса и ледников…

– Смотрите вперед, господин Шеер… Владикавказ!

– Можно ли сфотографировать?

– Одну минуту… Готово! Будете иметь линию фронта словно на ладони… Но странно…

– Что именно?

– Сегодня не видно в воздухе русских. В последние дни они очень беспокоили – появляются новые самолеты.

– Где базируются?

– Если бы знать!

– Я – «Седьмой». Я – «Седьмой»! С юга – самолеты русских! – послышалось в наушниках.

– А, накликал-таки на наши головы, дьявол бы их взял! – выругался Петерсон.

В наушниках снова тревожно зазвучало:

– Внимание! В воздухе «танки»!

– Какие «танки»? Почему «танки»? – удивился Шеер.

– Новый самолет русских – «Илюшин». Мы называем их «воздушными танками». Страшная машина! Штурмовик с пушками! Представляете?

– В небе «МИГи»!

– Ну, держитесь, господин литератор, сейчас будет пекло!

Действительно, все закружилось в карусели. Горы неожиданно повисли над головой всей своей грозной громадой. Небо вращалось синеватой воронкой под ногами. Самолет швыряло в круговерть, где небо и земля сменялись в стремительном калейдоскопе. Шеер с непривычки ни за чем не мог уследить в этом воздушном безумии и только слышал резкие, возбужденные голоса, врывавшиеся в наушники на немецком и русском языках:

– Сзади русские! «Пятый», сзади русские!..

– Вижу!

– «Двадцатый», набери высоту, впереди справа «МИГ»…

И вдруг в наушники ворвался родной русский голос:

– На тебе, гад!..

– «Пятый»! Огонь на фюзеляже! Тяни до линии фронта!

– Добей гада, Ванюша, добей! – снова родной голос. – Атакуй фоторазведчика!..

Самолет резко качнуло. Петерсон впился глазами в приборы. Качнул штурвал – слушается.

– Петерсон, ты горишь! Тяни! Прикроем!..

– Я – Гюде! Петерсон, тяни!

– Черт бы их побрал! – выругался Петерсон. – Скорость падает!..

«Время настало!» – решил Шеер, открыл дверцу в салон и взглянул на Лютке.

Через несколько секунд что-то дико затрещало в наушниках и вдруг все объяла тишина: Лютке сделал свое дело – обезвредил стрелка-радиста и вывел из строя рацию.

– Этого не хватало! – озлился Петерсон, который из-за грохота моторов ничего не слышал. Из-под капота машины мелькнули быстрые огненные языки. В кабину проник дым. Стиснув губы, Петерсон закаменел за штурвалом и упрямо, ровно, будто по ниточке, тянул самолет к своим, к линии фронта, который уже недалеко вспыхивал взрывными всплесками.