— Нет, я говорил, что они ненавидят христиан. И vice versa.

— Нет, ты вовсе не так говорил. Но это не важно. Если все суммировать, то Пискатор произвел на меня впечатление мудрого и доброго человека. Но было в нем нечто большее. Я только не знаю, как это выразить… Может быть, то, что он, казалось, живет в этом мире, но все же к нему не принадлежит?

— Я думаю, ты верно сказала, — произнес Сэм. — Он морально или, лучше сказать, духовно был выше нас всех.

— Он никогда не действовал и не говорил так, будто считал себя таким, как ты говоришь. Но вполне вероятно, да… так могло быть…

— Жаль, я не успел узнать его получше.

— Для этого ты был слишком увлечен постройкой своего корабля, Сэм.

Фрайгейт вернулся в хижину только за час до ужина. Когда Нур спросил его, где он был, Фрайгейт ответил, что целый день прождал приема у Новака. Наконец секретарша Новака сказала Фрайгейту, что ему следует прийти завтра. Новак освободит минуту-другую с утра для разговора с ним.

Фрайгейт казался явно разочарованным. Ожидание в очереди, видимо, не доставило ему большого удовольствия. Но сам факт, что он простоял в очереди так долго, говорил о необычном для Фрайгейта упорстве. Рассказывать своим друзьям о причинах такого упорства Фрайгейт решительно отказался до тех пор, пока не поговорит с Новаком.

— Если он скажет «да», я вам все расскажу. Фаррингтон, Райдер и Погаас на приход Фрайгейта почти не обратили внимания. Они были заняты обсуждением вопроса о том, как вернуть обратно «Пирушку». Фрайгейт заявил, что у него по этому поводу пока предложений нет. Нур же только улыбнулся и изрек, что подождет, пока они сами не решат вопрос о том, насколько их планы соответствуют требованиям морали.

Нур, как всегда, был прекрасно осведомлен обо всем происходящем вокруг, причем гораздо лучше остальных. Именно он и сообщил им перед тем, как они вышли из хижины, чтобы позавтракать, что их дискуссия имеет теперь лишь чисто теоретический интерес. Новые владельцы уже нагрузили «Пирушку» всякими товарами для обмена, и она отплывает вниз по Реке сразу же после завтрака.

Мартин чуть не взорвался.

— Почему же ты раньше нам об этом не сказал?!

— Побоялся, что вы втроем задумаете какое-нибудь дурацкое дело вроде захвата судна среди бела дня да еще на глазах у нескольких сот свидетелей. В таком случае вам вряд ли удалось бы легко отделаться.

— Неужели мы, по-твоему, такие дураки?

— Нет, но вы слишком импульсивны. А это уж точно форма глупости.

— Огромное тебе спасибо за доброе мнение, — воскликнул Том. — Ладно, может, это и к лучшему. Я все равно предпочитаю захватить один из этих патрульных пароходиков. А с «Пирушкой» нам пришлось бы собирать прежнюю команду, искать новых женщин, чтоб заменить ушедших, а на это нужно не только много времени, но его еще надо тщательно распланировать.

Начались всякого рода неприятности и подковырки. Явился чиновник из правительственной канцелярии и предложил им или немедленно выходить на работу, или убираться вон из страны. Фрайгейта в это время не было. Вернулся он, сияя улыбкой, и казался нисколько не огорченным их новостями.

— Я все же уломал Новака!

— В каком смысле? — спросил Фаррингтон.

Фрайгейт развалился на бамбуковом стуле и закурил сигарету.

— Ну… для начала я спросил, не хочет ли он построить нам второй дирижабль. Я и не ожидал, что он пойдет навстречу, а он и в самом деле не изъявил такого желания. Он сказал, что будет строить еще два дирижабля, но отнюдь не для нас. Они предназначаются для патрульной службы и военных действий, если таковые начнутся.

— Ты что же, хочешь, чтоб мы сперли у них дирижабль? — закричал Фаррингтон. Он хоть и разозлился, когда Подебрад так нагло их надул, но теперь испытывал от этого явное облегчение. Он, разумеется, это отрицал, но все видели, как он радуется тому, что полет на воздушном корабле не состоится.

— Нет. Ни Нур, ни я никогда не поверим, что вы можете стащить чью-то собственность, даже если вы часами с удовольствием будете обсуждать такую возможность. Оба вы жуткие фантазеры. А кроме того, ни я, ни Нур в воровстве участия принимать не станем.

После того как мое первое предложение было отвергнуто, я выдвинул второе. Новак сначала долго мекал и бекал, но затем согласился с моим предложением. Это дело потребует гораздо меньше времени и меньших материальных затрат, чем дирижабль. Новак чувствует себя перед нами весьма неуютно из-за того обмана, а потому счел, что, оказав нам помощь, он как бы скомпенсирует часть нанесенного ущерба.

А еще Новак сам интересуется воздушными шарами. Его сын профессионально летал на них.

— Воздушные шары! — возопил Мартин. — Ты все еще собираешься навязать нам эту идиотскую идейку?

Том казался куда более заинтересованным, но все же сказал:

— Мы ведь ничего не знаем о ветрах, дующих над горами. Нас ведь может и на юг унести!

— Это так. Но сейчас мы находимся несколько севернее экватора. Если только воздушные течения в верхних слоях атмосферы тут сходны с земными, то нас должно относить на северо-восток. Вот когда мы минуем штилевые широты, там дело другое. Но я имею в виду шар, который одним махом перенесет нас в арктическую зону.

— Чушь! Безумие! — воскликнул Мартин, качая головой.

— Ты отказываешься в этом участвовать?

— Этого я не сказал. Я, знаешь ли, тоже всегда отличался наличием лишних дырок в голове. Да, я действительно не уверен, что ветры будут постоянно дуть туда, куда нам надо. Лучше уж нам заняться верным делом и построить себе новый корабль.

Фаррингтон был не прав и, вероятно, сам понимал, что все, что он сейчас говорит, — чистейшее сотрясение воздуха. Ветры на той высоте, на которую им предстояло подняться, и в самом деле дуют на северо-восток.

Однако когда вся компания услышала о типе шара, который Фрайгейт имел в виду, они все принялись яростно возражать ему.

— Да, я знаю, что это изобретение никогда не испытывалось и существует только на бумаге, — отбивался Фрайгейт, — но тем больше будет наша заслуга, если мы воспользуемся столь уникальным шансом.

— Да, — ответил Мартин, — только ведь ты говорил, что Жюль Верн выдвинул эту идею еще в тысяча восемьсот шестьдесят втором году. Если это была такая уж блистательная мысль, то почему ее никто не попытался осуществить?

— Не знаю. Я бы обязательно попробовал это сделать еще на Земле, будь у меня деньги. Послушайте! Это единственный путь, следуя которому мы сможем преодолеть большие расстояния. Ведь если мы воспользуемся обычным воздушным шаром, нам предстоит считать себя счастливчиками, ежели мы одолеем за один раз километров четыреста восемьдесят. Конечно, мы тем самым сократим водный путь до этой точки почти на миллион километров. А вот с «Жюлем Верном» мы легко проделаем весь путь до самых Полярных гор.

После долгих споров все наконец решили испытать план Фрайгейта. Но когда работа над этим проектом пошла полным ходом, Фрайгейта охватила тревога. Во сне его все чаще посещали кошмары — картины страшной гибели воздушных шаров, что достаточно ясно говорило о глубине его беспокойства. Тем не менее в разговорах с другими он всячески демонстрировал свою полную уверенность в успехе.

Жюль Верн в своем романе «Пять недель на воздушном шаре» предложил идею, которая выглядела весьма внушительной, хотя и опасной. В романе эта идея сработала прекрасно, но Фрайгейт знал, что реальность нередко отказывается делать дипломатические реверансы перед художественной литературой.

Шар был изготовлен, и экипаж проделал на нем двенадцать испытательных полетов. Они, ко всеобщему удивлению, и особенно к удивлению Фрайгейта, выявили лишь ряд сравнительно незначительных недоделок. Правда, все тренировочные полеты проходили на небольшой высоте, ибо аэростат должен был держаться ниже уровня горных вершин, окаймляющих долину. Подняться выше значило подвергнуть себя опасности быть унесенными слишком далеко от Новой Богемии и потерять всякую надежду на возвращение туда; к окончательному же старту они еще не были готовы.