Задавая эти вопросы, я одновременно был преисполнен чувствами благоговейного страха и экстатического восторга. Вот передо мной стоит одно из тех существ, которые воскресили нас из мертвых и сотворили весь этот мир, и оно просит меня о помощи! Я, Савиньен Сирано де Бержерак, всего лишь обыкновенный человек, как бы я сам ни был убежден в огромности моих талантов! И он выбрал меня из многих миллиардов человеческих существ!

Но он знал, что делает, знал, что я не смогу противостоять его призыву. Если б я сейчас стоял на ногах, я бы скрестил свою шпагу с его мечом (если бы шпаги с мечами тут нашлись) и скрепил бы принесенную клятву верности бокалом вина (если б, разумеется, вино оказалось под рукой).

— Вы сделаете так, как велю вам?

— Ну еще бы! — ответил я. — Я дал вам слово, а от него я еще никогда не отступал!

Джилл, я не стану сейчас входить в детали того, о чем он мне рассказал дальше. Кроме… Он сказал, что я должен передать Сэму Клеменсу, чтоб тот искал человека по имени Ричард Фрэнсис Бёртон. Он тоже из Избранных. И мы должны год прожить в Вироландо, чтобы собраться там всем вместе. Если кто-то не явится туда, то остальные все равно должны выступить в поход. И мы получим от него — от незнакомца — известие в самом недалеком будущем…

Он дал мне указания, как найти Клеменса, который живет примерно в десяти тысячах лиг вниз по течению. Клеменс построит огромный корабль из металла, выплавленного из метеорита. Я знал, кто такой Клеменс, хотя умер за сто восемьдесят один год до его рождения. В конце концов, разве не его земная жена спала со мной в этой самой постели! Я сказал незнакомцу об этом, он хмыкнул и ответил: «Я знаю».

— Но не может ли это поставить меня в затруднительное положение? — спросил я. — И особенно Ливи? Может быть, великий Клеменс в такой ситуации не позволит мне даже взойти на борт своего великолепного корабля?

— А что вам важнее, — спросил он, вкладывая в свои слова изрядную порцию раздражения, — женщина или спасение мира?

— Это зависит от моих чувств к женщине, — ответил я. — Если подходить объективно и по-человечески, то двух мнений быть не может. Но я — человек, а потому — необъективен.

— Отправляйтесь и посмотрите, что у вас получится, — предложил он. — Возможно, эта женщина предпочтет именно вас.

— Когда Сирано сгорает от любви, — ответил я, — он не может остывать по команде.

Тут он встал и произнес:

— Еще увидимся. И исчез.

Я на руках пополз к двери; мои ноги безжизненно тащились за мной следом. Распахнул дверь, но незнакомца там не обнаружил. Наутро я объявил Ливи, что устал от этих мест, что хочу путешествовать, хочу познавать новый и сверкающий мир. Она возразила, что очень устала от странствий, но, если я ухожу, она пойдет со мной. Ну, мы и ушли. Остальное вам известно.

Джилл казалось, что она теряет ощущение реальности происходящего. Она верила рассказу Сирано, но тем не менее он заставлял ее ощутить себя чем-то вроде актера на сцене, в декорациях которой прячется нечто неведомое и пугающее. А она к тому же актер, который не получил заранее текста своей роли.

— Нет, остального я тоже не знаю. Как получилось у вас с Клеменсом? Что он знал такого, чего вы не знали раньше? И существуют ли еще другие этики, которые должны появиться среди вас?

— Клеменса этик посещал дважды. Клеменс зовет его Иксом, или Таинственным Незнакомцем.

— Клеменс когда-то написал книгу под названием «Таинственный незнакомец», — сказала Джилл. — Очень печальная и горькая повесть, глубоко пессимистичная. Незнакомец оказался Люцифером.

— Он мне говорил об этом. А насчет остального — он, пожалуй, не знал ничего, что было бы мне неизвестно. За исключением того, что Икс каким-то образом повлиял на траекторию падения метеорита, заставив его упасть там, где Клеменс мог его легко отыскать.

— Да понимаете ли вы, сколько энергии надо было затратить на такое дело?!

— Сэм мне это объяснил. Между прочим, он нарушил данное незнакомцу слово. Поведал о нем Джо Миллеру и Лотару фон Рихтхофену. Сказал мне, что никак не мог удержаться.

Кстати, там были еще двое… Огромный рыжий дикарь по имени Джон Джонсон и… Фаербрасс! Джилл чуть сигарету не уронила.

— Фаербрасс? Так он же…

— Точно, — кивнул головой Сирано. — Должно быть, он был одним из тех агентов, о которых упомянул этик, но более подробных объяснений не дал. Я же больше никаких этиков не видал, а потому и разъяснений по великому множеству своих вопросов не получил. Но я думаю, что незнакомец сильно удивился бы, узнав, что Фаербрасс выдает себя за одного из двенадцати. Вполне возможно, что Фаербрасс был просто провокатором. Впрочем, эта мысль ничуть не объясняет ни Торна, ни Обреновой.

— А добавили ли Джонсон или Фаербрасс хоть крупинку к тому, что вы уже знали?

— Это насчет этика? Нет. Джонсона он посетил всего один раз. Фаербрасс, конечно, не был одним из двенадцати избранных. Я сомневаюсь, что этик знал насчет того, что Фаербрасс — агент. Да и как он мог это узнать? Разве если он сам, замаскированный под человека, жил среди нас? Что, впрочем, не исключено. Если бы он знал, что Фаербрасс агент, то, надо полагать, у незнакомца были очень веские причины не сообщать нам об этом.

Но особенно меня беспокоит то, что этик не посетил нас вторично.

Джилл вдруг чуть ли не подскочила на своем стуле.

— А не мог ли Пискатор тоже быть агентом?

Сирано промолчал, вздернул вверх брови и плечи и, взмахнув руками, протянул Джилл пустые ладони.

— Если он не вернется, мы никогда не узнаем ответа на этот вопрос.

— Цели, контрцели, контр-контрцели… Колеса внутри колес, в свою очередь вращающиеся внутри еще больших колес… — произнесла задумчиво Джилл. — Майя опустила семь завес иллюзии между нами и ними.

— Что? А, вы имеете в виду индуистскую концепцию Иллюзии…

— Нет, я не думаю, чтоб Пискатор был агентом. Если б это было так, он не рассказал бы мне о своих подозрениях, что вокруг нас плетутся странные тайные дела.

Стук в дверь заставил их вздрогнуть.

— Капитан, докладывает Гриссон — руководитель третьей поисковой группы. Все, кроме помещения картохранилища, обыскано. Но мы можем зайти сюда и попозже.

— Входите, — разрешила Джилл. И, обращаясь к Сирано, добавила: — Мы договорим потом. Во всем этом так много странного, что возникает множество вопросов.

— Очень сомневаюсь, что у меня найдутся на них ответы.

Прошло двадцать четыре часа.

Мертвые были погребены в море. Их завернутые в белые полотнища тела в те считанные секунды, когда их сбрасывали в волны сквозь амбразуры в стене, удивительно походили на египетские мумии. Пока Джилл стояла в пронизанном мощными прожекторами тумане и наблюдала, как трупы один за другим соскальзывают через арочное отверстие в стене, она невольно высчитывала время, которое им предстоит падать вниз. Заставляла ее искать прибежище в математических подсчетах отнюдь не сердечная черствость. Скорее уж это была привычка, а также своеобразный барьер, воздвигнутый перед страхом смерти.

Теперь смерть снова стала стопроцентной реальностью; всякие надежды на возможность повторного воскрешения в этом мире пропали. Смерть казалась еще более вездесущей и угрожающей в этом месте — таком холодном, с таким влажным и липким ветром и с такими нависающими густыми и взвихренными облаками. Сделай она лишь несколько шагов в плотном тумане, и тут же исчезнет из глаз товарищей, ее не услышит ни единое живое существо, и даже рукотворные приборы не засекут ее движений. Джилл не видела ни собственных ног, ни металла, по которому ступала.

Она подошла к самой амбразуре и высунула голову наружу, но так и не смогла уловить хотя бы легкий шум мертвого ледяного моря, где-то далеко-далеко внизу с ревом кидавшегося на стены Башни. Слишком далеко оно от нее. Вообще все было неимоверно далеко — даже то, что лежало всего лишь в нескольких шагах.