— Что толку спорить об этом? Сердился ты на меня или ненавидел — теперь это не имеет никакого значения. Я любила тебя, Сэм, да и сейчас еще немного люблю. Но между нами больше ничего не будет.

Всю остальную часть пути он молчал. Дым сигары казался вонью подгоревшей капусты.

Сирано к питающему камню не пришел. Он руководил строительством стены, которая возводилась на берегу Реки. Сэм даже вздохнул от облегчения. Ему с трудом давались эти встречи с Ливи, но, когда рядом был и француз, он просто не находил себе места.

Они расстались, даже не взглянув друг на друга.

К нему приблизилась красивая женщина с пушистыми волосами цвета меди. На какое-то время Сэм отвлекся от горестных мыслей. Ее звали Гвенафрой. Она родилась в той стране, которая позже стала Корнуоллом. Смерть настигла ее в семилетнем возрасте, когда финикийцы приплыли к ним и захватили оловянный рудник. Она воскресла среди людей, которые не понимали древнекельтского языка, и ее приняла община англичан. По словам Гвенафры, этих людей возглавлял сэр Ричард Фрэнсис Бёртон — тот самый, которого Сэм, возможно, видел на берегу перед падением метеорита. Бёртон и его друзья построили небольшой парусный корабль и отправились к верховьям Реки — что вполне соответствовало характеру человека, который полжизни изучал неисследованные области Африки и других континентов. На Земле он искал истоки Нила и нашел вместо них озеро Танганьика. В этом мире Бёртон снова пустился на поиски истока — истока самой величайшей из всех рек. И его не пугала мысль о том, что Река тянулась на десять миллионов миль.

Почти год спустя после начала плавания их корабль атаковали речные пираты. Один из злодеев ударил маленькую Гвенафру ножом и бросил ее в Реку. Утонув, она вновь воскресла далеко на севере. Там было холоднее, небеса казались тусклыми, а местные жители говорили, что через двадцать тысяч камней начиналась жуткая страна, где над горами появлялся лишь краешек солнца. В том сумеречном краю обитали волосатые люди, похожие на обезьян, чей рост достигал трех ярдов, а вес — восьмисот фунтов.

Сэм знал, что она говорила о титантропах — сородичах Джо Миллера.

Люди, к которым попала Гвенафра, общались на Suomenkielta, то есть на финском языке. Чуть ниже по Реке жили шведы — мирный народ из двадцатого века. Гвенафра росла в покое и довольстве; приемные родители заботились о ней, как о родной дочери. Она выучила финский, шведский и английский языки, освоила эсперанто и китайский диалект четвертого века до Рождества Христова.

В один из дней по роковой случайности она утонула и оказалась здесь. Вспоминая Бёртона, Гвенафра испытывала к нему свою первую девичью любовь, но, будучи реалисткой, не раз делила ложе с другими мужчинами. Сэм слышал, что она недавно порвала с очередным любовником. Ей хотелось найти преданного и верного спутника, которого она могла бы назвать своим мужем. Однако верных мужчин в этом мире найти было непросто.

Гвенафра нравилась Сэму. Он давно предложил бы ей поселиться в его доме, если бы не страх рассердить Ливи — нелепый и детский страх. Сблизившись с Сирано, она не имела на Клеменса никаких прав. И Ливи не раз говорила ему, что ее не волнует его личная жизнь. Но он боялся брать в дом другую женщину, так как это навсегда разорвало бы то тонкое и последнее звено, которое связывало его и Оливию.

Поговорив с Гвенафрой, Клеменс с удовольствием убедился, что девушка все еще свободна.

Обед получился неудачным. «Колесо рулетки», спрятанное где-то между первым и вторым дном грааля, выдало наперченное мясо, которое могли бы проглотить только индейцы из племени гошатов. Впрочем, и их потом скрутила бы изжога. Сэм выбросил еду в мусорную корзину и в качестве утешительного приза извлек из грааля две сигары, пачку сигарет и шесть унций незнакомого, но изысканного напитка, от запаха которого его вкусовые сосочки пустились в пляс.

Последовавшее затем заседание Совета заняло три часа. После многочисленных пререканий и нескольких длинных речей было решено вынести на всеобщее голосование вопрос о конституционной поправке и выборах временного советника. Король Иоанн задержал совещание на час, поставив под сомнение необходимость подобного референдума. Он требовал принять поправку непосредственно на заседании Совета и не понимал, к чему вся эта суета из-за такого пустякового дела. Все доводы Сэма отскакивали от него как от стенки горох, поскольку бывший монарх органически не переваривал идеи демократии.

Совет единодушно проголосовал признать Фаербрасса полномочным послом Душевного Города. Иоанн предложил приставить к нему нескольких наблюдателей, и советники согласились, что это очень ценное предложение.

Воодушевленный похвалой, король встал и произнес пылкую речь, временами сбиваясь с эсперанто на франко-нормандский диалект. Иоанн считал, что их страна должна захватить Душевный Город, прежде чем черные сарацины двинутся войной на Пароландо. По его словам, вторжение следовало начать сразу же после изготовления ружей и «Огненного дракона-1» — их славного бронированного вездехода. Однако вначале он советовал опробовать оружие и стрелков на более слабой, но дерзкой Новой Бретани, так как, по сведениям его шпионов, принц Артур усиленно готовился к захвату железного рудника.

Два прихлебателя Иоанна поддержали его воинственные устремления, но остальные, включая и Клеменса, проголосовали против. Бывший монарх покраснел от гнева. Он выругался, грохнул кулаком по дубовому столу, но никто из советников не изменил своего решения.

После ужина сигнальные барабаны передали сообщение из Душевного Города. Фаербрасс обещал прибыть на следующий день, немногим раньше обеда.

Сэм удалился к себе. При свете лампы, заправленной рыбьим жиром, — в канун долгожданной электрификации — он, ван Бум, Таня Велицкая и Джон Уэсли О'Брайен обсуждали узлы парохода и рисовали черновые эскизы. Бумаги катастрофически не хватало, и они с ужасом думали о тех временах, когда им потребуются рабочие чертежи корабля. Однако, как оказалось, ван Бум уже позаботился об этом, и химики пообещали ему наладить производство особой пластиковой «бумаги». Предполагалось, что линии будут выполняться магнитными «карандашами», а вместо ластиков планировалось использовать размагничивающие устройства. Сэм похвалил инженера за предусмотрительность, но потребовал приступить к строительству парохода сразу после ходовых испытаний танка-амфибии. Ван Бум стал возражать. По его мнению, сначала следовало закончить подготовительные работы.

Перед окончанием встречи он вытащил из чехла ружье и протянул его Сэму Клеменсу.

— Пока у нас их только десять, — сказал он. — Но этого «Марка» мы дарим вам как знак уважения всех инженеров Пароландо. Вот здесь двадцать пороховых зарядов и двадцать пластиковых пуль. Если вы положите под подушку заряженное ружье, ваш сон станет гораздо крепче.

Клеменс поблагодарил его, и инженеры ушли. Закрыв за ними дверь, Сэм отправился в заднюю комнату, чтобы немного поболтать с Джо. Тот еще не спал. Он отказался принимать успокоительное и сказал, что утром попытается встать с постели. Пожелав другу спокойной ночи, Клеменс ушел в свою спальню, которая находилась рядом с «рулевой рубкой». Выпив пару глотков бурбона, он лег и заснул с печальной мыслью о том, что ночь разбудит его неистовым шумом дождя и ему снова придется крутиться с боку на бок, хватая за хвост свой увертливый и пугливый сон.

Его действительно разбудил шум. Однако дождь давно прошел. Откуда-то издалека доносились крики. Внезапно прогремел взрыв, и дом закачался на опорах. Вскочив с постели, Сэм быстро обмотал талию покрывалом, схватил топор и побежал в «рулевую рубку». Он запоздало вспомнил о ружье, но решил вернуться за ним позже.

Вдоль берега Реки стелился густой туман, и из него выбегали сотни темных человеческих фигур. Над зыбкой пеленой виднелись кончики высоких мачт. На холмах и равнине пылали факелы и грохотали барабаны.