Из приемника неслись вопли Клеменса:

— Какого-того-этого-так-тебя-и-растак ты вытворяешь, Джон?!

— Возвращаюсь, чтоб посмотреть, все ли благополучно с моими ребятами, — ответил Грейсток.

— Неслыханный идиотизм! — кричал Клеменс. — Да если твои мозги разбухнут по объему в десять раз, то и тогда они будут болтаться и дребезжать даже в заднице комара! Вот что получается, когда пытаются сделать норковую шапку из свиной гузки! Я ж говорил Фаербрассу, что он не должен и близко подпускать средневековых баронов к дирижаблю!

«Грейсток происходит из самого тупого, самого наглого и самого ненадежного класса, который только можно отыскать!» — сказал я ему. Средневековый аристократ! Легче вообразить себе Иисуса Христа, прыгающего с шестом! Так нет, он уверял, что у тебя огромные возможности и что это будет любопытнейший эксперимент, если тебе удастся адаптироваться к индустриальному обществу!

— Полегче, Зэм! Езли ты разозлишь его, он откажетзя атаковать зудно Иоанна! — загремел голос Джо Миллера.

— Зунь его в звою задницу! — передразнил его Клеменс. — Когда мне понадобится совет от палеонтропа, я его обязательно попрошу.

— Не надо озкорблять других, езли ты зам зходишь з ума, Зэм, — уговаривал Миллер. — Злушай! А не пришло ли твоей милозти в башку, что, может, Грейзток задумал что-то гнузное? Может, он договорилзя з этой задницей королем Иоанном?

Грейсток грязно выругался. Эта волосатая комичная гигантская обезьяна оказалась куда умнее, чем выглядит. Однако Клеменс, пылающий огнем негодования, может проигнорировать слова Джо.

К этому времени дирижабль, наклонив нос под углом десять градусов к горизонту, шел прямо на судно. Его высота над водой была около 31 метра и все время уменьшалась.

Самолет фон Рихтхофена прожужжал всего лишь в 15 метрах. Летчик покачал крыльями, но лицо у него было недоумевающее. Он, конечно, слышал весь разговор по радио.

Грейсток нажал кнопку. Ракета выскользнула из пусковой установки в носовой части передней моторной гондолы. Дирижабль, став легче, тут же немного набрал высоту. Выплевывая пламя из дюз, длинная тонкая трубка свернула к серебристому аэроплану — тепловой локатор в ее носовой части «принюхивался» к выхлопным газам этой машины. Лицо Рихтхофена было неразличимо, но Грейсток отлично представлял выражение ужаса, появившееся на нем. У Лотара было всего шесть секунд, чтобы выбраться из кокпита и схватить парашют. Но если он даже спасется от ракеты, то вряд ли ему повезет — на такой малой высоте парашют все равно не успеет раскрыться.

Нет, Лотар не собирался прыгать. Вместо этого он положил аэроплан на крыло и послал его к воде. И тут же выровнял почти у самой поверхности. Блеснула ракета. И сразу же и снаряд, и аэроплан исчезли в одном огненном шаре.

Но в это время взлетная команда с бешеной скоростью уже тащила второй самолет. Те моряки, что спускали аэростат, отвлеченные от работы ревом сирен и гудков, бесцельно суетились и почему-то перестали подтягивать его к кораблю. Грейсток очень надеялся, что у них не хватит сообразительности, чтоб обрубить стропы. Огромный аэростат будет действовать как якорь, мешая судну маневрировать.

Через динамик до слуха Грейстока не слишком разборчиво долетал вой пароходных сирен и голос Клеменса почти такой же высокий, как пронзительный звон сигналов тревоги.

Пароход, разворачиваясь, одновременно набирал скорость. Грейсток ухмыльнулся. Он так и надеялся, что «Марк Твен» подставит ему свой борт. Он снова нажал кнопку, и дирижабль, освобожденный от веса двух тяжелых торпед, взмыл вверх. Грейсток с помощью руля высоты опустил нос корабля еще ниже и привел дроссели в положение, обеспечивающее максимальную скорость.

Торпеды ушли в воду с громким всплеском. За ними тянулись пенистые струи. Приемник донес до Грейстока тревожный крик Клеменса. Гигантский корабль прервал разворот и рванулся вперед под углом к берегу. С его палуб сорвались ракеты. Часть их свернула в направлении торпед и взорвалась сразу же, едва коснувшись воды. Другие были нацелены на дирижабль.

Грейсток выругался на нормано-французском. Он действовал недостаточно быстро. Но торпеды обязательно попадут в корабль, и когда попадут, приказ короля Иоанна можно будет считать выполненным.

А вот умирать не хотелось.

Возможно, ему следовало сбросить бомбы, еще когда он проходил над судном. Оно отвернуло в сторону, когда он пытался пройти прямо над ним, а он не захотел слишком круто менять курс. Ему следовало вывести из строя всю свою команду немного пораньше, а потом уж сказать Клеменсу, что хочет подвести дирижабль как можно ближе к кораблю, чтоб все могли его хорошенько рассмотреть.

Думая об этом, он автоматически жал на кнопку, которая должна была освободить все его остальные ракеты. Они ринулись навстречу ракетам с корабля, их детекторы замкнулись на хвостовых дюзах противников, точно так же, как детекторы корабельных ракет уже вцепились в их собственные.

Взрывы столкнувшихся ракет сотрясли дирижабль. Перед ним возникло дымовое облако, закрывшее корабль. А когда он вырвался из этого черного облака, то оказался прямо над «Марком Твеном»!

Раны Господни! Одна торпеда прошла мимо правого борта у кормы, но вторая должна была поразить его! Нет! Не вышло! Она чуть было не задела корму, но кораблю удалось отклониться и чудом избежать их обеих. Визгливый голос Клеменса донес до ушей Грейстока информацию, что больше ракет не будет. Клеменс опасался, что дирижабль взорвется и ветер отнесет горящие обломки к кораблю, на который они могут обрушиться.

Корабельный аэростат, волоча за собой пластиковый канат, плыл над Рекой, медленно поднимаясь вверх.

Клеменс, однако, видимо, позабыл, что бомбы с дирижабля еще не сброшены.

Второй аэроплан — двухместная амфибия — пронесся прямо под «Минервой». Его пилот с отчаянием взглянул вверх. Они слишком сблизились, а скорость дирижабля была слишком высока, чтобы можно было свернуть вправо и воспользоваться носовым пулеметом. Но стрелок, сидевший в кокпите, уже разворачивал свой сдвоенный пулемет. Каждая десятая пуля у него — трассирующая, в фосфорной оболочке. И даже одной из них достаточно, чтобы, попав в газовый отсек, поджечь дирижабль. «Минерва» находилась в 152 метрах от «Марка Твена» и быстро сближалась с ним. Ее моторы работали на предельной мощности. Это обстоятельство плюс попутный ветер, дующий со скоростью 16 км/час, означали, что кораблю никак не уйти от своей судьбы. Только бы успеть сбросить бомбы до того, как трассирующая пуля попадет в оболочку! Впрочем, может, пулеметчик и промахнется. К тому времени, как он развернет свои пулеметы, аэроплан уже промчится мимо дирижабля.

Борт корабля уже громоздился перед глазами Грейстока. Теперь, даже если в дирижабль и не попадет трассирующая пуля, то все равно он так близок к кораблю, что его бомбы неминуемо уничтожат их обоих — и «Твена», и «Минерву».

Рассчитав время, когда «Минерва» окажется над колесным кораблем, Грейсток рывком привел в действие механизм, открывающий бомбовые люки. Затем вскочил с кресла и вперед головой нырнул сквозь поднятую панель. Надеть парашют времени не было. Кроме того, он был почти у самой воды, так что парашют все равно не успел бы раскрыться. Падая, Грейсток попал под взрывную волну, почувствовав удар, будто по голове его с размаху хватила лопасть огромного вентилятора. Он кувыркался в воздухе, уже теряя сознание, и даже не успел подумать, что не быть ему теперь вторым по рангу под началом Иоанна Безземельного. Не успел он подумать и о своих планах отделаться от Иоанна и самому стать капитаном «Рекса грандиссимуса».

Питер Фрайгейт впервые взошел на борт «Пирушки» спустя неделю после наступления Нового года — седьмого П. В. Через двадцать шесть лет он все еще продолжал жить на этой шхуне. От бесконечного плавания он устал, оно ему изрядно осточертело. Доберется ли шхуна хоть когда-нибудь до верховьев Реки?