— Вы сумеете завершить работу, пока мы будем в полете? Может быть болтанка.

— Никаких проблем. Ну разве что совсем пустяковые. Время, потребовавшееся на то, чтобы отпустить швартовы и взлететь, составило всего лишь четверть часа. Никитин поднял «Парсеваль» над Башней, а затем послал его вниз — к самому ее основанию. Радар показывал, что вертолет отнесен волнами прямо к самому основанию Башни. Хотя море и не было таким уж бурным, но существовала вероятность, что невысокие, но все же достаточно сильные волны могли разбить машину об отвесную металлическую стену.

Окузо непрерывно вызывала Торна по радио, но безуспешно.

Так как по стенам Башни шли мощные восходящие потоки воздуха, подвести дирижабль прямо к вертолету оказалось невозможным. Никитин опустил его совсем низко, чуть ли не до самой поверхности моря, и держал там против ветра. Открыли нижний люк и из него в надувной лодке с подвесным мотором спустили трех человек. Лодка пошла к Башне, ориентируемая с корабля оператором радара.

Бойнтон — офицер, командовавший лодкой, — держал с кораблем связь по радио.

— Мы уже подошли к вертушке. Ее бьет о Башню, но понтоны мешают лопастям сломаться. Сами понтоны вроде бы целы. Нам тут с этим долбаным морем забот полон рот. Выйду на связь через пару минут.

Через минуту его голос снова прорезался в динамике:

— Пропп и я влезли в вертушку. Торн тут! Весь в кровище, похоже, получил пулю в левую сторону груди, да какие-то осколки рикошетом попали ему в лицо. Но жив, несмотря на это.

— В Башне нет отверстия, или входа, или чего-то в этом роде?

— Минутку! Сейчас зажгу огонь. Эти фонари — изрядное дерьмо… Нет, ничего такого, один гладкий металл.

— Не понимаю, зачем он там садился? — сказала Джилл Сирано.

Тот пожал плечами и ответил:

— Можно предположить, что ему было необходимо сесть побыстрее, пока он не потерял сознания.

— И все же куда он направлялся?

— Ну, мало ли тут всяких тайн! Мы могли бы кое-что прояснить, применив к Торну специальные методы убеждения.

— Пытка?

Длинное костлявое лицо Сирано было серьезно.

— Это было бы, конечно, негуманно. Результаты ведь никогда не оправдывают примененных средств. Или такое утверждение для вас всего лишь праздное философствование?

— Я никогда никого не пытала сама и никому не позволила бы делать это за меня.

— А может быть, Торн добровольно выдаст нам информацию, когда поймет, что не получит свободы, пока этого не сделает? Я-то, естественно, так не думаю. Он, знаете ли, крепкий орешек.

Снова послышался голос Бойнтона:

— С вашего позволения, миз Галбирра, я попробую взлететь отсюда на вертушке. С ней вроде все о'кей. Мои ребята могут доставить Торна на лодке.

— Разрешение дано, — сказала Джилл. — Если машина в порядке, сажайте ее на Башню. Мы подойдем туда чуть позже.

Через десять минут оператор радара сообщил, что вертолет взлетел. Бойнтон добавил, что механизмы работают отлично.

Оставив Коппенейма командовать, Джилл поспешила в ангар. Она пришла туда как раз вовремя, в тот момент когда завернутое в ткань тело Торна поднимали с надувной лодки на корабль. Он все еще был без сознания. Джилл пошла вслед за носилками в больничку, где доктор Грейвз немедленно принялся за дело.

— Он сейчас в шоке, но я думаю, вытащить его все же удастся. Конечно, о допросе сейчас и речи быть не может.

Джилл поставила двух вооруженных людей у двери и вернулась в рубку. К этому времени корабль уже поднялся и шел к Башне. Через полчаса «Парсеваль» уже снова завис над посадочным полем. На этот раз его установили в двухстах метрах от купола. Нос корабля был направлен против маленького ветерка, а его винты крутились как бы с ленцой.

Немного спустя маленькая тележка, изготовленная механиками, была выгружена на крышу Башни. После того как ее доставили ко входу в купол, двое мужчин принялись толкать ее до того места, куда пропустило их силовое поле. Затем с помощью длинных шестов, тоже изготовленных механиками, тележку пропихнули еще дальше. Потом к шестам приделали удлинители, и вскоре передний конец тележки уткнулся в дальнюю стену коридора.

После того как сделали шесть снимков, тележку втянули обратно при помощи длинной веревки. Джилл с жадностью схватилась за большие пластины, которые были проявлены практически одновременно с моментом съемки.

Джилл бросила взгляд на первый снимок.

— Его там нет!

Она передала снимок Сирано. Он спросил:

— Что это? Короткий коридор, а в его конце проход? Похоже, что там шахта с лифтом, да? Но… ни кабины, ни кабелей не видно…

— Не думаю, чтоб они пользовались таким примитивным устройством, как кабели, — ответила Джилл. — Очевидно одно — Пискатор все же прошел сквозь поле и спустился на лифте.

— Но почему он не вернулся? Он же знал, что мы будем с ума сходить?!

Сирано помолчал немного и добавил:

— А еще он знал, что оставаться здесь долго мы никак не сможем.

Теперь у них больше не было выбора.

Джилл приказала снова закрепить дирижабль на швартовах. Когда приказ был выполнен, весь экипаж собрался в помещении ангара. По рукам пошли фотографии, а Джилл со всеми подробностями рассказала о событиях этого дня.

— Мы пробудем тут неделю, если сможем. Но после этого придется улетать. Пискатор вряд ли так долго останется внизу по своей воле. И если он не вернется в течение ближайших двенадцати часов, мы можем предположить, что он удерживается… теми. Или, может быть, с ним произошел несчастный случай и он либо убит, либо тяжело ранен. Где правда — нам неизвестно. И вообще мы тут бессильны что-либо предпринять, кроме одного — подождать тут какое-то время; в разумных пределах, разумеется.

Никому и в голову не пришло бросить Пискатора в такой ситуации. И в то же время было совершенно очевидно, что идея оставаться неделю в этом ледяном, холодном, сыром и враждебно насторожившемся месте никому не импонирует. Слишком уж это походило на пикничок в преддверии ада.

К этому времени первый вертолет уже успел выгореть дотла. Рабочая группа вышла наружу, чтоб собрать останки погибших и выяснить причину взрыва. Механики между тем осматривали в поисках повреждений поплавки второго вертолета, а также заменяли разбитые пулями лобовое стекло и боковую дверцу.

В самом начале входа в купол поставили караул из трех вооруженных человек.

Джилл еще не успела войти в столовую, как ее вызвал по интеркому доктор Грейвз.

— Торн все еще без сознания, но ему уже лучше. Я исследовал то, что осталось от мозга Фаербрасса. Сделать удалось очень немногое, так как у меня нет даже микроскопа. Тем не менее я готов поклясться, что тот маленький черный шарик был подсоединен к нейронной системе лобной доли мозга. Я предположил возможность, что шарик имеет экзогенное происхождение и впечатан в мозг силой взрыва. Но механики утверждают, что такого рода деталей в оснащении вертолета нет.

— Вы хотите сказать, что шарик был имплантирован в мозг Фаербрасса? Хирургическим путем?

— Слишком мало чего осталось от лобной части мозга, — ответил Грейвз, — чтобы утверждать это с уверенностью. Но я собираюсь вскрыть черепа остальных погибших. Больше того, я хочу произвести полное и детальнейшее исследование тел всех жертв аварии. На это уйдет время, ибо мне предстоит еще присматривать за Торном.

Стараясь удержать голос от дрожи, Джилл спросила:

— А вы понимаете все значение этого шарика?

— Я тут на сей счет пораскинул мозгами. Не знаю, что это такое, кроме одного — эта вещь исключительно важна. Знаете, Джилл, я многие годы занимаюсь вскрытиями, и не потому, что того требовало дело, а для того, чтобы сохранить себя в форме. И за все это время я не обнаружил ничего непонятного во всех этих тысячах трупов.

Но я могу сказать вам вот что: думаю, я теперь знаю, почему Фаербрасс настаивал на рентгеноскопии мозга всего экипажа. Он искал людей с черными шариками в передней части мозга.