— Точно. Вроде бы мы поторопились. А торопиться не следовало. Знаешь, если Пит агент, то на черта бы он стал предлагать нам строить дирижабль? Разве агент захотел бы, чтоб мы добрались до Башни?

— Это верно. Разве что…

— Ну, давай жми…

— Разве что у них произошла какая-нибудь здоровенная накладка и он сейчас блуждает в темноте, так же как и мы.

— Что ты имеешь в виду?

— Слушай, Том, последнее время я много думал… когда ты дрыхнул и не валялся с бабами. Я думал о том, что тут сейчас творится что-то загадочное. Я говорю не о том, что нам сообщил этик. Я имею в виду то, что все новые воскрешения внезапно прекратились.

Тебе не приходила мысль, что, может быть, эта штука вовсе не входила в их первоначальный план… каков бы он там ни был?

— Хочешь сказать, кто-нибудь запустил шкворнем в их машинерию? Пережег пробку и оставил всех в темноте?

— Да. И агенты знают о том, что происходит, не больше нас с тобой.

— А это значит, что Пит может быть агентом. Просто он старается попасть домой.

— Думаешь, значит, что Фрайгейт нас обнаружил, а что дальше делать, не знает? И отправился с нами в путь? И выдвинул идейку насчет дирижабля потому, что она поможет ему добраться куда надо побыстрее?

— Ну, вроде того.

— Тогда, значит, мы опять там же, откуда было ушли. Пит может быть одним из них!

— Если он агент, то ситуация такова, как я говорил. И мы ничего нового ему не сообщим.

— Ага, но зато он нам может много чего порассказать!

— И мы будем это выбивать из него? А что, если он действительно Фрайгейт?

— Да не стану я этого делать вообще! Разве уж если ставки будут больно высоки. О черт, даже и тогда не стану!

— Мы можем уплыть, его бросим тут, — сказал Фаррингтон. Том криво улыбнулся и буркнул:

— Эвон как! И тебе сразу полегчало бы, верно? Не пришлось бы доверить трепетную плоть и трусливое сердчишко воздушному шару, а?

— Ей-богу, ты меня все-таки достанешь когда-нибудь, Том!

— О'кей! Никогда в жизни больше ни словечка не пророню на сей счет. Кроме того, я знаю, что у тебя в организме и одной косточки, чтоб дрогнула, не отыщешь.

Итак, что ж нам делать? И помни, что если мы будем продолжать плыть под парусами, то к тому времени, когда мы доберемся до Северного полюса (если допустить, что мы до него доберемся вообще), Пит, оставшись здесь, все наши загадки уже решит.

— О черт! — простонал Фаррингтон. — Да как он вообще может оказаться одним из них? Они же в сравнении с людьми — супермены, верно? А этот Фрайгейт уж точно никакой не супер! Только ты уж не обижайся, Пит.

Том, прищурившись, поглядел на Фрайгейта:

— Так он же мог и притвориться человеком… Впрочем, не думаю, что кому-нибудь удалось бы носить такую маскировку двадцать шесть лет.

— Мастак ты болтать, приятель.

— Еще поглядим, кто больше болтает-то! Истинный вождь Открой-Рот-Пошире!

Фаррингтон зажег еще одну сигарету. Райдер последовал его примеру, а потом спросил:

— Хочешь подымить, Пит?

— Значит, порешили меня дымом удушить? — улыбнулся Фрайгейт. Он вытащил сигару из своей висевшей через плечо сумочки. — А еще я не отказался бы от выпить чего покрепче.

— Этого нам всем недостает. Том, позаботься насчет выпивки. А потом мы все ему расскажем. Господи, как полегчало-то!

— Это была темная бурная ночь, — начал Том. Он усмехнулся, показывая, что умышленно пародирует классические вступления к рассказам о привидениях. — Джек и я…

— Пусть будет — Мартин, Том. Помнишь наш уговор? Даже если мы наедине…

— Конечно помню, но тогда ты был еще Джеком. Разумеется, в те дни я уже был знаком с Кидом, но близкими друзьями мы еще не стали. Наши хижины стояли близко одна от другой, и мы оба служили моряками на патрульной шлюпке местного диктатора.

Однажды, когда я был свободен от дежурства и мирно спал в своей хижине, я вдруг проснулся. Разбудили меня не молнии и не гром. Просто кто-то тряс меня за плечо.

Сначала я подумал, что это Говардина — моя женщина. Ты помнишь ее, Кид?

— Красотка была, — пояснил Мартин Фрайгейту. — Рыжая как огонь шотландка.

Фрайгейт заерзал на скамейке, а потом сказал:

— Знаете, мне бы очень хотелось поскорее добраться до сути дела.

— О'кей, тогда обойдемся без литературного украшательства. Тем более что это была не Говардина — та крепко спала. Затем вспышка молнии высветила темную фигуру, которая склонилась надо мной. Я хотел вскочить, а рука уже готовилась скользнуть под подушку, за лежавшим под ней томагавком. Но двинуться я не мог.

Думаю, меня либо усыпили, либо я был под каким-то особым психическим воздействием. Я подумал — ой, ой, этот парень меня достал, он каким-то образом парализовал меня и сейчас искренне ваш получит свое!

Конечно, возможно, я просто проснулся в каком-то совсем другом месте, но ведь я не чувствовал, что меня волокут из хижины!

Еще две вспышки молний позволили мне рассмотреть этого парня чуть подетальнее. И вот тут меня просто оглушило. Заметьте, мне не стало страшно, я просто удивился. Его фигура была закутана в большой черный плащ. А голова! Да ее просто не было! Я хочу сказать, она была накрыта большим сосудом вроде круглого аквариума для рыб. И эта штука была тоже черной, так что черты лица рассмотреть не удавалось. А он каким-то образом видел меня отлично.

Но если двигаться я не мог, то уж говорить-то — извольте! Я спросил: «Кто ты такой?» Сказал это нарочито громко, чтоб разбудить Говардину, но она даже не пошевельнулась за все время нашего с ним разговора. Я решил, что ее тоже одурманили, только еще сильнее, чем меня.

Чужак заговорил басом, ответив мне по-английски:

— У меня мало времени, и я не могу отвлекаться на мелочи. Мое имя значения не имеет. Да к тому же я бы тебе его все равно не назвал, ибо тебя могут обнаружить и развернуть твою память.

Я не знал, что это значит «развернуть память». Все происходящее и без того выглядело сплошным безумием. Я знал, что не сплю, и очень об этом сожалел.

— А если бы они это сделали, то узнали бы обо всем, что говорилось и делалось в этой хижине, — продолжал этот hombre[155]. — Это все равно что снять кинофильм с того, что заключено в твоей памяти. А из него они могут вырезать все, что сочтут нужным, чтоб ты позабыл, и ты это действительно позабудешь. Но даже если они это сделают, я все равно явлюсь к тебе еще раз и мы поговорим о многом.

— А кто такие эти «они»? — спросил я.

— Это те люди, которые восстановили эту планету и воскресили вас, — ответил он. — А теперь слушай и не перебивай, пока я не закончу.

Ты ведь знаешь меня, Кид. Я же ни от кого не потерплю панибратства. Но этот тип говорил со мной так, будто весь мир — это его ранчо, а я — слуга при нем. А впрочем, я все равно ни черта сделать не мог!

— «Они», — сказал незнакомец, — живут в Башне, что стоит в самом центре Полярного моря на севере. Может быть, ты слыхал какие-нибудь разговоры об этом? Ведь кое-кому из людей и в самом деле довелось пройти через горы, окружающие это море.

В этом месте его рассказа я мог бы спросить его, не он ли тот, кто оставил висеть длинную веревку, чтоб люди могли подняться с ее помощью на скалу, и не он ли пробил туннель, но тогда я еще не слыхал этой истории.

— Но им не удалось проникнуть в Башню, — продолжал он. — Один из их отряда умер, упав в море со скалы. Ему было дозволено снова воскреснуть где-то в долине.

Том помолчал.

— Должно быть, у упавшего все же сохранились какие-то воспоминания.

А незнакомец меж тем продолжал:

— Другим же это не было дано. Они… впрочем, не важно…

— Значит, — ухмыльнулся Том, — ему не все было известно про этих египтян. Он явно не знал, что одному из них удалось все же бежать. А если и знал, то по какой-то причине решил от меня это утаить. Но не думаю, что этот факт был ему известен. Иначе он вряд ли позволил бы тому египтянину уйти… А может, и позволил бы?..