Во второй половине дня они снова легли на нужный курс. Фрайгейт предложил спуститься до зоны приземных ветров и попробовать там — не придет ли удача. Они уже довольно основательно проникли в северные широты и вполне могли оказаться в тех местах, где ветры дуют преимущественно на северо-восток.

Отключили горелку. Газ стал медленно остывать. Сначала «Жюль Верн» спускался крайне неспешно, затем падение убыстрилось. Нур на несколько минут запустил горелку — чтоб замедлить спуск. На высоте тринадцати километров ветер стих. Потом он подхватил их опять и понес в направлении, обратном желаемому. Кроме того, шар снова приобрел вращательное движение, но тоже противоположное прежнему. Нур дал шару спуститься до 2000 метров над вершинами гор. Теперь они под углом пересекали долины, которые в этих местах шли точно с юга на север.

— Мы снова летим на северо-восток! — радостно крикнул Фрайгейт.

К полудню третьего дня они все еще летели на скорости 25 км/час, или более 15 миль в час. Только «Жюль Верн» мог залететь так далеко. Любой другой тип неуправляемых аэростатов не смог бы подняться в стратосферу или спуститься к приземным слоям без потери газа, а без этого дальний полет был невозможен.

Они открыли иллюминаторы, впустив внутрь гондолы хоть и разреженный, но все же свежий воздух. Восходящие и нисходящие воздушные потоки причиняли им немалые неудобства, преимущественно из-за частой и резкой смены атмосферного давления. Приходилось непрерывно сглатывать слюну или зевать, чтоб облегчить давление на барабанные перепонки. Близились сумерки, вертикальные потоки слабели.

На следующий день примерно в полдень их настигла гроза. Пилотом был Фаррингтон, когда черная туча под аэростатом вдруг вспучилась и рванулась вверх. Еще только секунду назад буря их нисколько не тревожила — она неслась далеко под ними. А сейчас ее щупальца тянулись вверх подобно щупальцам осьминога. Еще секунда — и тело осьминога метнулось им навстречу, и они оказались во тьме, пронизанной нитями молний. И тут же шар закрутился, как сперматозоид на сковородке.

— Мы падаем как кирпич, — спокойно проговорил Фриско. Он приказал сбросить часть балласта, но аэростат продолжал терять высоту. Молния с треском прошила тьму совсем рядом и затопила гондолу светом, в котором лица людей казались ярко-зелеными. Грохот грома, отражаемый металлическими стенками гондолы, оглушал. В открытые иллюминаторы рвался ливень, заливая палубу и увеличивая вес гондолы.

— Закрыть иллюминаторы! Том и Нур, выкиньте за борт мешок балласта номер три!

Оба бросились выполнять приказ Фриско. Они почти не ощущали собственного веса — гондола падала так быстро, что казалось, они вот-вот повиснут в невесомости.

Еще одна молния ударила совсем рядом, разбрызгивая свет и ужас.

И тут все увидели внизу огромную черную скалу, которая со страшной скоростью мчалась им наперерез.

— Два мешка номера первого!

Нур, выглянув из иллюминатора, сказал громко и спокойно:

— Мешки падают не намного быстрее нас.

— Еще два мешка номера первого!

И еще одна ослепительная стрела взорвалась у них под боком.

— Ничего не выходит! — орал Фриско. — Еще два номера первого! Всему экипажу встать на сброс балласта! Выбрасывайте все до крошки!

Край гондолы врезался в край горной вершины. Гондола подпрыгнула, аэронавты покатились по палубе. На мгновение обвисшие канаты сетки снова напряглись, и экипаж, еще не успевший вскочить с пола, снова повалился в кучу. Счастье еще, что страшный рывок не оборвал стропы.

Не обращая внимания на ушибы, они вскочили и кинулись к иллюминатору, вделанному в палубу. Тьма и тусклая россыпь козявочек-огоньков. И снова разряд молнии. Шар находился еще слишком близко к склону горы, и нисходящий поток воздуха крепко держал его в лапах. Острые вершины колоссальных железных деревьев летели в них, точно брошенные с огромной силой дротики.

Горелку зажигать было уже поздно. Ее эффект будет ничтожно мал за те секунды, через которые им предстояло столкнуться. Да к тому же удар о скалу мог ослабить герметичность трубок. А если так, то одна искра превратит внутренность гондолы в пылающую печь.

— ВЕСЬ БАЛЛАСТ! — вопил Фриско.

И тут внезапно они оказались вне густой облачной массы, и вместо прежней тьмы их окружило нечто неопределенно серого цвета. Видеть в этой серой пелене было все-таки можно, и они различили острую верхушку дерева, бешено крутящуюся прямо под их ногами.

Фриско бросил свой пост, чтобы помочь остальным освободиться от мешков и контейнеров с водой. Но еще не успели они хоть что-то отправить за борт, не успел еще Нур нажать на кнопку, высвобождающую стальные балластные болванки, как гондола врезалась в верхние ветви железного дерева. Все опять были сбиты с ног. С ужасом и бессилием прислушивались они к треску и грохоту крушения. Но гибкие ветви спружинили, распрямились и с силой швырнули гондолу вверх — прямо в оболочку.

И снова гондола обрушилась вниз, чтобы вновь быть подхваченной неодолимо сильными руками ветвей. Аэронавтов швыряло по палубе наподобие игральных костей в стаканчике.

Фрайгейт был избит, изранен и оглушен. Но даже в таком состоянии у него хватило соображения, чтоб вспомнить, чем им грозят пластиковые трубки. Как раз в это мгновение они подвергались сильнейшему сжатию между шаром и гондолой.

Если… о боже, не допусти этого… если трубку вырвет из оболочки… если острые концы ветвей пробьют оболочку… гондола рухнет на землю… разве что чудом застрянет она среди ветвей… или сетка запутается в них…

Нет, гондола поднималась!

Но сможет ли подняться сам шар? Или его поволочет к Реке? Или шваркнет о склон горы и оболочка лопнет на острых выступах скал?

Дирижабль, шедший с севера, перевалил через горы, как раз когда ливень был в полном разгаре. Молнии — единственное сейчас освещение — рвали черное небо на куски. Радар прощупывал долину, пробегал по вершинам деревьев, по острым вершинам скал, скользнул по Реке и замер на огромном корабле. Радарный детектор дирижабля установил, что собственные радары речного судна сейчас не работают. В конце-то концов, судно стоит на якоре у берега, так зачем же пользоваться радарами, особенно ежели никаких врагов в гости не ждут?

Гигантский люк в брюхе дирижабля распахнулся. Пилот водруженного на платформу вертолета запустил винты. В чреве вертушки сидел тридцать один человек. Кресло пилота занимал Бойнтон, а рядом с ним расположился де Бержерак. Оружие и коробки с пластиковой взрывчаткой были уложены сзади.

Как только моторы разогрелись, Бойнтон посигналил сиреной. Сентеш — главный сержант, ответственный за обеспечение вылета, — подошел к телефону, укрепленному на переборке, и получил последние данные о ветровой обстановке. Затем дал сигнал флажком, подняв его вверх, а затем резко опустив. Пошел!

Вертушка боком соскользнула с платформы и прямо в своем гигантском ангаре зависла над открытым люком, отбрасывая лобовой панелью и полированными лопастями вращающегося винта «зайчики» от ангарных ламп. Затем вертолет камнем пошел вниз, и де Бержерак, глядя сквозь лобовое стекло, увидел, как колоссальный воздушный корабль сливается с облаками и исчезает из виду.

Сирано знал, что через несколько секунд оттуда вылетит еще двухместный глайдер. Пилотировать его будет Боб Винкельмайер, а пассажиром с ним летит Джеймс Макфарлан. Винкельмайер окончил Вест-Пойнт, он летчик, сбитый во время разведывательного полета над островком недалеко от Австралии. Макфарлан пользовался большой известностью в семидесятые годы девятнадцатого века. Детектив, работавший у Пинкертона, он проник в тайную террористическую организацию «Молли Мейгерс», объединявшую ирландских шахтеров-углекопов в Пенсильвании. Под именем Джеймса Маккела он глубоко внедрился в банду и несколько раз еле-еле избежал разоблачения и смерти. В результате его действий все члены «Молли Мейгерс» были арестованы, девятнадцать из них повешены, а шахтовладельцы получили возможность продолжать с комфортом эксплуатировать своих рабочих.