Хотя неандерталец потерял свое племя на Земле, он обрел его в команде «Снарка». Это было его племя, его семья.

«Снарк» не остановился там, где, по словам Бёртона, сказанным Оскасу, им следовало ждать появления колесного парохода. Говорить ему правду было бы по меньшей мере глупо. Оскас мог добраться до своих владений очень быстро, одолжив или украв лодку. А затем вернулся бы с большим войском еще до прихода «Рекса грандиссимуса».

«Снарк» проплыл мимо намеченной остановки и продолжал плыть вниз по течению целых два дня. Все это время экипаж видел и слышал послания, отправленные Оскасом с помощью гелиографа, костров, дымовых сигналов и барабанов. Вождь объявил, что отряд Бёртона украл у него сигареты и выпивку, а потом попытался похитить самого Оскаса. Оскас предлагал награду каждому, кто схватит и задержит преступников, пока он сам не прибудет и не заберет их под свою юрисдикцию.

Бёртону следовало действовать быстро, чтобы поломать эти планы, хотя было весьма сомнительно, что власти всех этих многочисленных мелких государств попробуют арестовать команду «Снарка». Оскас вообще не пользовался хорошей репутацией из-за тех неприятностей, которые он доставил округе за эти годы. Тем не менее отдельные авантюристы вполне могли организовать своего рода каперскую[115] кампанию.

Бёртон вышел на берег с ящиком табака и спирта и с несколькими дубовыми кольцами. Этим товаром он заплатил главе местного отделения компании сигнальщиков за отправку собственного послания. В нем говорилось, что Оскас лжец и что правда состоит в том, что вождь намеревался силой похитить женщину — члена их команды, а потому эта женщина и ее сотоварищи были вынуждены бежать от насильника. Оскас преследовал их, но его боевое каноэ было потоплено во время попытки взять «Снарка» на абордаж.

Бёртон добавил, что вождь и его советники обладают огромным сокровищем, пряча в тайниках по меньшей мере сотню «дармовых» граалей.

Это была явная ложь, поскольку Оскас, будучи сильно под мухой, признался Бёртону, что у него их только двадцать. Однако Бёртон без всякого зазрения совести несколько отклонился от истины. Теперь уж наверняка внимание с него переключится на самого вождя. Его собственное племя услышит об этом богатстве и поднимет настоящий скандал. Без сомнения, они потребуют, чтоб излишек «дармовых» граалей передали в общественное хранилище. Кроме того, у Оскаса возникнет проблема охраны своих сокровищ от воров. А они будут отнюдь не обязательно из его собственного племени — множество людей из соседних государств начнут думать, как бы украсть у него граали.

Так что в ближайшее время Оскас будет слишком занят, чтобы думать о мести.

Бёртон довольно посмеивался, воображая все это. «Снарк» прибыл в места, где течение Реки замедлилось. Корабль уже не раз встречался с таким явлением — Река теряла силу и не могла больше течь. На Земле это означало бы, что Река растечется по равнине, образовав озеро, затопляющее долину.

Однако, проплыв по участку Реки с почти неощутимым течением, «Снарк» опять оказался там, где оно набирало силу. Снова Река стремилась к своему далекому устью, к той легендарной пещере, которая ведет в Северное полярное море. Этому феномену существовало много объяснений, но ни одно из них не могло похвастаться достоверностью.

Одно из них заключалось в том, что на планете имеют место изменения силы тяжести, которые позволяют Реке преодолевать препятствия, возникающие из-за слишком незначительного уклона поверхности. Те, кто придерживался этой теории, говорили, что неизвестные создатели этого мира могли установить под землей такие механизмы, которые в определенных точках понижали или повышали гравитационное поле.

Другие же считали, что вода накачивается под большим давлением из труб, которые расположены глубоко под Рекой.

Третья школа мыслителей утверждала, что безостановочное течение создается комбинацией мощных насосов и генераторов, создающих «легкую гравитацию».

Четвертая же полагала, что в свое время Бог повелел воде течь в гору, а потому нет никаких причин дивиться этому феномену.

Что же касается большинства населения, то оно не считало нужным даже задумываться над такими вопросами.

Какова бы ни была причина, но Река никогда не прекращала своего течения на протяжении многих миллионов километров пути.

В конце второго дня «Снарк» остановился у причала в тех местах, где, по расчетам, должен был остановиться и огромный железный корабль. Здесь их ожидали новости, что «Рекс» сделал остановку на несколько дней. Его команда получила недолгий отпуск на берег.

— Великолепно, — сказал Бёртон. — Мы можем добраться туда завтра, и у нас будет целый день на то, чтобы уговорить капитана Иоанна принять нас к себе.

Хотя Бёртон и казался уверенным, сам себя он уверенным не чувствовал. Если его план не сработает, ему придется вести «Снарк» через район, занимаемый племенем Оскаса, да еще днем, так как ночи тут безветренные. Предупрежденный сигнальной системой, что корабль приближается, вождь будет ожидать его со всем войском. Бёртон чувствовал, что ему лучше было бы повернуть обратно вверх по течению после того, как он разделается с вождем и его конвоем, и оставить их владения за спиной. Правда, в этом случае колесный пароход мог пройти мимо «Снарка», и Бёртон потерял бы шанс побеседовать с его капитаном.

А пока не будем заботиться о дне завтрашнем, ибо планы человеческие на будущее надежны не более, чем планы мыши. Пусть завтрашний день сам заботится о своем[116]. Но невзирая на эти утешительные соображения, Бёртон очень беспокоился.

Большинство местного населения составляли голландцы XVI столетия, тогда как меньшинство — древние фракийцы плюс небольшой процент людей из разных мест и разных эпох. Бёртон встретил, например, некоего Флемминга, который будто знавал Бена Джонса и Шекспира среди прочих знаменитостей. Они как раз беседовали, когда некий незнакомец присоединился к их обществу, собравшемуся вокруг костра. Это был белокожий человек среднего роста, худощавый, черноволосый и голубоглазый. С минуту он постоял, внимательно всматриваясь во Фрайгейта. Затем улыбнулся во всю ширь и подбежал к нему.

— Пит! — заорал он по-английски. — Пит! Ради бога, Пит! Это я — Билл Оуэн. Пит Фрайгейт, клянусь Богом! Это ж ты, в самом деле ты, Пит!

Фрайгейт страшно удивился.

— Да? — сказал он. — Но вы, вы же… как, вы сказали, вас зовут?

— Билл Оуэн! Ради бога, ты же не мог забыть меня — Билла Оуэна, старого друга! Ты, конечно, выглядишь немного иначе, Пит. Я и то сначала глазам не поверил. Ты не такой, каким я тебя помню!

— Билл Оуэн! Я тебя тоже сначала не признал, ведь сколько прошло времени!

После этого они кинулись в объятия друг друга и стали беспорядочно болтать, мешая слова со смехом. Когда они наконец перестали обниматься, Фрайгейт представил Оуэна:

— Это мой школьный приятель. Мы знакомы друг с другом начиная с четвертого класса начальной школы. Вместе ходили в Центральную Высшую школу города Пеории, да и потом еще несколько лет дружили. Когда я наконец осел в Пеории после мотания по стране, мы, бывало, нередко встречались с ним то тут, то там, но не слишком часто, поскольку у каждого была своя жизнь, и мы вращались, можно сказать, в разных кругах.

— Оно, конечно, так, — сказал Оуэн, — но я все равно в толк не возьму, как это ты меня не узнал сразу. Впрочем, и я как-то не был уверен, что это ты. Я помню тебя немного другим. Нос у тебя стал подлиннее, глаза зеленее, рот не такой широкий, а подбородок будто покрупнее. Да и голос… ты же помнишь, как все дразнили тебя, что он у тебя точная копия голоса Гэри Купера? А теперь он звучит совсем иначе, чем мне помнится. Ну и память у меня стала, а?

— Да черт с ней, с памятью. Ты ж знаешь, Билл, у меня-то она никогда не блистала. Кроме того, мы друг друга помним людьми среднего возраста и пожилыми, а теперь мы такие, какими были в свои двадцать пять. Кроме того, на нас нет тех костюмов, которые мы носили раньше, а тут еще шок — это ж настоящий шок: наткнуться на кого-то, кого знал раньше. Я так прямо обалдел!