— Я долго верил, что этот мир и наше воскрешение никак не связаны со сверхъестественными существами, — произнес фон Рихтхофен. — Вы еще не слышали эту дикую историю, которая расползлась вверх и вниз по Реке? Рассказывают, что некий человек, пробудившись раньше Дня воскрешения, обнаружил себя в весьма причудливом месте. Вокруг него в воздухе парили миллионы тел — голые женщины, дети и мужчины с наголо выбритыми головами. Они медленно вращались под воздействием каких-то неведомых сил.

Мне говорили, что этот человек — англичанин по имени не то Перкинс, не то Бёртон — погиб на Земле в тысяча восемьсот девяностом году. И вот, пробудившись, он попытался вырваться на свободу. К нему тут же подлетела пара человекоподобных существ, которые вернули его в сон небытия. Позже, как и все остальные, он проснулся на берегу Реки.

Как видите, те, кто стоит за всем этим, тоже иногда ошибаются. Они совершили промах с Бёртоном, и он стал свидетелем стадии, предшествовавшей воскрешению, — стадии, на которой нас готовили к оживлению в этом мире. Я понимаю, история звучит слишком фантастично и, скорее всего, выдает желаемое за действительное, но если учесть нашу ситуацию с граалями…

— Я уже слышал об этом, — ответил Клеменс.

Он хотел рассказать, что видел Бёртона в подзорную трубу перед тем, как заметил Ливи, но боль, которая пришла вместе с мыслью о ее смерти, оказалась для Сэма чересчур сильна.

Он сел, прорычал проклятие и погрозил кулаком звездам. По его щекам потекли горячие слезы. Джо Миллер, сев на корточки позади него, протянул огромную руку и мягко погладил вздрагивавшее плечо Сэма. Фон Рихтхофен смущенно отвернулся.

— Скорее бы эта глыба наполнила наши граали! Я бы все отдал сейчас за одну затяжку, — посетовал он.

Клеменс усмехнулся и вытер слезы.

— Мне редко случается плакать, — сказал он, — но, проливая слезы, я не чувствую стыда. Это очень печальный мир — во многом такой же печальный, как старушка-Земля. Тем не менее мы вновь получили молодые тела. Нам не надо гнуть спины, заботясь о пропитании, или думать о векселях, беременности жен и ненароком подхваченных болезнях. Если нас убивают, мы восстаем из мертвых на следующий день, целыми и невредимыми, хотя и за тысячи миль от мест нашей гибели.

Весь этот мир абсолютно не похож на загробную жизнь, о которой нам твердили проповедники, — что, впрочем, не вызывает большого удивления. Лично я считаю, что нам даже повезло. Неужели вам понравилось бы летать в облаках на аэродинамически непрочных крыльях, а потом весь день бренчать на арфе и выкрикивать осанны?

Лотар засмеялся:

— Спросите любого китайского или индусского кули, возможен ли лучший мир, чем этот. И я хотел бы подчеркнуть, что вновь обретенной жизнью недовольны только мы — избалованные американцы и европейцы, которым всегда хотелось докопаться до первопричин. А как мало нам удалось узнать о процессах околоземного космоса! Как ничтожно мало мы знаем об этой планете! Но мы здесь, и когда-нибудь нам станет известно, кто и зачем поместил нас сюда!

А пока здесь есть красивые и желанные женщины — а они тут действительно есть, — пока нам хватает сигар, мечтательной резинки и добрых сражений, давайте наслаждаться жизнью. Я хочу познать радость в этой долине ярких теней, пока у меня вновь не отняли такую возможность. Пусть сначала будет веселье и страсть, и уж только потом прах к праху!

Разговор затих, но Клеменс не мог заснуть до самого дождя. Он спрыгнул на землю, спрятался под шляпкой грибообразного камня и дождался окончания ливня. Вернувшись наверх, Сэм укрылся большим покрывалом и после долгих метаний забылся в беспокойном сне.

На рассвете его встряхнула огромная рука Джо Миллера. Они торопливо спустились вниз и отошли на безопасное расстояние. Через пять минут, взревев как гигантский лев, камень выбросил вверх голубое пламя, и оно взметнулось на высоту тридцати футов.

В тот же миг заревели камни на другой стороне Реки. Клеменс взглянул на Лотара:

— Они починили неисправность.

— У меня мурашки поползли по коже, — ответил немецкий барон. — Теперь я верю, что они действительно существуют.

Всю обратную дорогу Лотар молчал. Но когда они достигли западного берега, он начал смеяться и болтать, как подвыпивший гость на вечеринке с коктейлями.

«Слишком уж весело», — прошептал себе под нос Сэм Клеменс, а вслух сказал:

— Они никогда не раскрывали себя прежде. Однако на этот раз у них не было другого выбора.

Пять следующих дней команда стаскивала корабль к воде. Еще две недели ушли на ремонт «Дрейругра». Все это время дозорные вели наблюдение за окружающей местностью, но равнины оставались безжизненными и пустыми. И даже когда судно, без мачт и парусов, отправилось на веслах вниз по Реке, на обоих берегах так и не появилось ни одной живой души.

Викинги, привыкшие к многолюдным толпам, заметно нервничали. Тишина лишала их присутствия духа. В этом мире, где не было животных и птиц, вся живность ограничивалась рыбами и земляными червями. Однако бесконечная вереница человеческих поселений обычно заполняла речную долину гомоном и шумом.

— Вскоре сюда потянутся толпы авантюристов, — сказал конунгу Клеменс. — На этой планете железо дороже, чем золото на Земле. Ты хотел сражений? Так ты их получишь по самое горло.

Эрик взмахнул топором и сморщился от боли в боку.

— Пусть они приходят! Мы готовы к битве! И их кровь наполнит сердца валькирий неистовым весельем!

— Трепач! — проворчал Джо Миллер.

Сэм улыбнулся и на всякий случай занял позицию за спиной титантропа. Из всех живых существ Кровавый Топор боялся только Джо. Однако в порыве безумной ярости он мог потерять над собой контроль и наброситься на исполина. Хотя, с другой стороны, Миллер стоил двадцати его воинов, и конунг викингов нуждался в таком бойце.

Два дня корабль неторопливо продвигался вперед. С наступлением сумерек команда отправлялась спать, и у штурвала оставался только кормчий. Ранним вечером третьего дня Клеменс, фон Рихтхофен и титантроп сидели на носовой палубе и, потягивая виски, курили сигары — дар граалей, полученный во время последней стоянки.

— Почему вы назвали нашего друга Джо Миллером? — спросил Лотар.

— Его настоящее имя длиннее любого научного термина немецких философов, — ответил Клеменс. — Когда мы впервые встретились, я попытался повторить этот набор непроизносимых звуков и едва не сломал язык. А потом он довольно сносно научился говорить по-английски, и мы решили, что ему лучше называться Джо Миллером.

Кстати, та быстрота, с какой он освоил английский язык, объяснялась тем, что ему не терпелось рассказать мне парочку анекдотов. И когда Джо выложил первый из них, я не мог поверить, что у этой шутки такая длинная борода. Впервые мне довелось услышать ее мальчишкой в городке Ганнибал, штат Миссури. А к старости, после сотни тысяч повторов, она уже вызывала у меня отвращение. Подумайте сами, мог ли я предположить, что услышу этот анекдот из уст существа, чей вид вымер за миллион лет до моего рождения!

— Что же это за история?

— Про странствующего охотника, который весь день выслеживал раненого оленя и очень устал. Как назло, разразилась буря. Увидев огонек костра, охотник вошел в пещеру старого колдуна и попросил приютить его на ночь. И старик, конечно же, сказал: «С большим удовольствием, парень. Однако у нас тут довольно тесно, и тебе придется спать вместе с моей дочерью». Думаю, мне можно не продолжать.

— Зэм даже не зазмеялзя, — недовольно проворчал Джо. — Иногда мне кажетзя, что у него прозто нет чувзтва юмора.

Нежно щелкнув Миллера по ракетообразному носу, Сэм засмеялся и передразнил титантропа:

— А мне иногда кажетзя, что ты порою бываешь прав. Хотя на самом деле у меня этого юмора целый вагон, потому что я самый печальный человек в мире. Вы ведь знаете, что любая шутка уходит корнями в людское горе.

Он затянулся сигарой и посмотрел на берег.