— Скажите мне, мистер Рориг, а где находится этот Уэльс? Что-то оборвалось и с грохотом покатилось на самое дно его желудка. Рориг прижал ладони к вискам и застонал.

— Пресвятая Дева! Попался! Божья моча!

Доктор Пар — декан женского отделения — побелела. Впервые в жизни она услыхала подобную похабель.

Доктор Дарем, который нередко пускал слезу, читая поэзию своим студентам, выглядел так, будто сейчас грохнется в обморок.

Доктор Резерфорд, обрушив свой громовой удар, улыбалась, без жалости и снисхождения оглядывая останки своей жертвы.

Но Рориг все еще сопротивлялся. Он отказывался идти на дно со спущенными флагами и без оркестра, играющего «В руци твои, о Господи». Он улыбнулся так, будто горшок с золотом на конце радуги еще не превратился в мгновение ока в горшок с дерьмом.

— Я не знаю, как вы это сделали, но вы меня достали. О'кей, я никогда и не представлялся человеком без изъянов. Что же будет дальше?

Вердикт: не защитил. Приговор: шесть месяцев испытательного срока и новая попытка в конце его.

Позднее, когда они с Резерфорд оказались одни в холле, она сказала:

— Я предлагаю тебе, Роберт, подучиться еще и географии. Я даже намекну тебе: Уэльс недалеко от Англии. Но я сомневаюсь, что мой совет пойдет тебе на пользу. Ты ж и собственную задницу не узнаешь, даже если ее преподнести тебе на серебряном подносе.

Его друг Питер Фрайгейт ждал в дальнем конце холла. Пит учился в группе более пожилых студентов, которых назвала бородачами одна первокурсница, обожавшая крутиться возле них. Все это были ветераны, чье обучение в колледже было прервано войной. Они, их жены и любовницы вели жизнь, которую называли богемной. Это были неизвестные предвестники битников и хиппи.

Когда Рориг подошел поближе, Фрайгейт вопросительно глянул на него. И хотя Рориг был близок к истерике, он все же натянул на лицо улыбочку пошире и начал ржать во все горло:

— Ты не поверишь, Пит!

Фрайгейт действительно с трудом мог поверить, чтобы кто-то, окончивший хотя бы шесть классов школы, не знал, где находится Уэльс. Когда он наконец в этом убедился, то тоже стал хохотать.

— Но как эта облезлая лиса обнаружила мое слабое место? — вопил Рориг.

— Понятия не имею, но она великолепна, — ответил Фрайгейт. — Слушай, Боб! Не надо так огорчаться. Я знаю одного отличного хирурга, который не помнит, ходит ли Солнце вокруг Земли или она вращается вокруг него. Он говорит, что такие знания ни к чему тому, кто копается в человеческих кишках.

Но для специалиста по английскому языку… уж он-то должен знать! Ох! Ха-ха!

А затем, как это бывает в полных непоследовательности снах, которые столь часто создает Великий Сценарист Снов, Рориг оказался совсем в другом месте.

В густом тумане он гнался за бабочкой. Она была очаровательна, и особенно ценной ее делало то обстоятельство, что она была единственной в своем роде, и только Рориг знал о ее существовании. Ее тело горело лазурью и золотом, усики — киноварью, а вместо глаз сверкали зеленые сапфиры. Король гномов сковал ее в Черных горах, а Волшебник из страны Оз искупал в живой воде.

Порхая на расстоянии какого-то дюйма от вытянутой руки Рорига, бабочка вела его сквозь туман.

— Постой же ты, сукина дочь, подожди!

Он рванулся через пространство, которое, казалось, измерялось целыми милями. Смутно, краем глаза он видел в клубах тумана какие-то формы, застывшие в таком спокойствии и в такой неподвижности, будто их вырезали из кости. Дважды он различил странные фигуры — одна носила корону, у другой была голова лошади.

Внезапно один из этих темных объектов загородил ему дорогу. Рориг остановился — по непонятным причинам ему казалось, что обойти этот объект невозможно. Бабочка повисла над вершиной этой фигуры, а затем опустилась на нее. Ее зеленые глаза горели, а две передние лапки как бы в насмешку поглаживали усики.

Медленно продвигаясь вперед, Рориг увидел, что дорогу ему загораживает не кто иной, как Фрайгейт.

— Не вздумай ее тронуть! — свирепо прошипел Рориг. — Она моя!

Лицо Фрайгейта было не более выразительно, чем рыцарское забрало. Оно всегда казалось Роригу лицом каменного истукана, особенно когда на Фрайгейта находили приступы ярости и он набрасывался на любого человека, попавшегося ему на глаза. Это всегда злило Рорига, а сейчас довело чуть ли не до умопомрачения.

— Прочь с дороги, Фрайгейт! Отойди в сторону, иначе я тебе все кости переломаю!

Испуганная этим взрывом эмоций, бабочка скрылась в тумане.

— Не могу, — ответил Фрайгейт.

— Почему это? — взревел Рориг, подпрыгивая на месте от разочарования.

Фрайгейт ткнул пальцем вниз. Он стоял на большом красном квадрате. К нему прилегали другие квадраты — одни белые, другие — красные.

— Меня не так поставили. И не знаю, что из-за этого может случиться в дальнейшем. По правилам меня нельзя ставить на красный квадрат. Но кто считается с правилами, я тебя спрашиваю! Кроме пешек, разумеется?

— Может, я могу тебе помочь? — спросил Рориг.

— А как ты это сделаешь? Ты и себе-то помочь не можешь! Фрайгейт ткнул рукой куда-то за спину Рорига:

— Сейчас оно тебя схватит. Пока ты тут гонялся за бабочкой, оно охотилось за тобой.

Рориг вдруг сильно испугался. Что-то преследует его, нечто такое, что собирается обойтись с ним без всякой жалости.

В отчаянии он попытался рвануться вперед, перепрыгнуть через Фрайгейта или обойти его. Но красный квадрат держал его не менее крепко, чем самого Фрайгейта.

— Пойман!

Он все еще видел ту бабочку — точку, пылинку, быстро исчезавшую в тумане. Навсегда.

Туман сгущался. Фрайгейт уже смотрелся как расплывчатое темное пятно.

— Я сам буду устанавливать правила! — завопил Рориг. Из тумана, откуда-то спереди донесся шепот:

— Тихо ты! Оно тебя услышит!

Рориг внезапно проснулся. Его сожительница зашевелилась.

— Тебе плохо, Боб?

— Я тону в прибое непрерывности…

— Чего-чего?

— Ну… тогда прерывности…

И он опять погрузился в доисторический первобытный океан, в те глубины, где утонувшие боги торчали из вязкой тины под самыми сумасшедшими углами и глядели прямо перед собой холодными рыбьими глазами под обросшими ракушками коронами…

Ни он, ни Фрайгейт не знали, что Рориг мог бы ответить на один из вопросов, содержащихся в письме Фрайгейта. Рориг пробудился в День воскрешения на далеком севере. Его соседями оказались доисторические скандинавы, индейцы из Патагонии, монголоиды эпохи оледенения и сибиряки из конца XX века.

Рориг быстро овладел новыми языками и вскоре уже болтал на десятке, хотя ему так и не удалось добиться правильного произношения, а синтаксис он вообще угробил без всякой пощады. Как и всегда, он вскоре уже чувствовал себя там как дома и быстро приобрел новых друзей. На какое-то время за ним установилась репутация чего-то вроде шамана. Шаманы, однако, если они хотят добиться успеха, должны относиться к делу серьезно, а Рориг относился серьезно только к занятиям скульптурой. А кроме того, ему здорово поднадоел холод. Сам-то он был солнцепоклонником; свои самые счастливые дни он провел в Мексике, где был первым помощником на маленьком каботажном суденышке, перевозившем замороженных креветок из Юкатана в Браунсвилл (Техас). Недолгое время он даже занимался нелегальной торговлей оружием, но бросил это дело после нескольких дней, проведенных в мексиканской каталажке. Из Мексики пришлось смотаться. Властям не удалось доказать его вину, но они прозрачно намекнули, что ему лучше бы покинуть страну.

Только-только он собрался уплыть в долбленом челноке вниз по Реке в поисках более теплого климата, как в их места прибыла Агата Крумз. Агата была чернокожая, родилась в 1713 году, умерла в 1783-м. Она была освобожденной рабыней, принадлежала к какой-то захудалой баптистской секте, где произносила проповеди, немного кликушествовала; четыре раза выходила замуж, родила десятерых детей и курила трубку.