Хан спросил, откуда они, и когда они ответили, он сказал:
— Вы проделали весь этот путь, чтобы обменять ожерелье?
— Нет, — сказал Бейз. — Мы надеемся поохотиться на оленей, когда начнётся их миграция, но не можем понять момент, когда они двинутся в путь. Нужно быть наготове, иначе их можно упустить. Мы думали, жрицы смогут нам помочь и указать на день.
— Уверен, что смогут. Это как раз то, что они знают.
— Что ж, они нам не помогли.
Хан посмотрел на них с недоверием.
— Но ведь они для того и нужны, чтобы вести счёт дням года для людей.
— Она не стала нам помогать нам советом, сославшись на то, что лесовики не дают жрицам еды.
— Глупости. Какую жрицу вы видели?
— Её звали Элло.
— А, теперь понятно, — сказал Хан. — У этой женщины недобрый нрав.
— Охотно верю.
— Слушайте, не теряйте надежды. У меня есть ещё одна сестра, она жрица. Её зовут Джойа.
Бейз оживился.
— Думаете, она нам поможет?
— Она поможет, если это будет в ее силах, я в этом уверен. Она не такая, как Элло.
— Прошу, отведи нас к ней! — горячо сказал Бейз.
— Пойдёмте.
Они встали. Бейз сердечно поблагодарил Ниин за похлёбку. Он знал, что скотоводы придают большое значение вежливости.
Бейз и Фелл пошли с Ханом через селение и дальше по тропе, ведущей обратно к Монументу. Лесовикам приходилось спешить, чтобы поспеть за широким шагом длинноногого Хана. Такими уж были скотоводы. Вечно куда-то торопились, даже без всякой причины.
Они добрались до селения жриц, и Хан быстро нашёл свою сестру. Джойа сразу понравилась Бейзу. У неё была копна вьющихся тёмных волос и чудесная улыбка. Он почувствовал, что она, должно быть, добрый и щедрый человек.
— Бейз и Фелл хотят тебя о чём-то спросить, — сказал Хан.
Бейз объяснил:
— Каждый год весной мы охотимся на оленей, когда они совершают свой ежегодный переход к Северо-Западным Холмам. Важно заранее знать, когда они двинутся, чтобы мы могли устроить засаду. Обычно мы узнаём по весенней траве на равнине, но из-за засухи этот знак больше не надёжен. Однако люди говорят, что жрицы знают все дни года. Вы знаете, когда двинутся олени?
— Думаю, да, — ответила Джойа.
Бейз не понял. Либо она знала, либо нет.
Она почувствовала его замешательство и объяснила:
— У нас есть песнь обо всём, что происходит в природе за год. О летних ягодах, о зелёных жуках, о грибах, о птицах, летящих на юг, о весенних цветах, о птичьих яйцах… Я знаю, что олени там тоже где-то упоминаются.
— Ну так что, ты можешь вспомнить или нет? — нетерпеливо спросил Хан. Именно это и хотел сказать Бейз, но был слишком вежлив.
— Мне нужно спеть песнь, — сказала Джойа. — Пойдёмте со мной.
Они последовали за ней в Монумент. Её песнь начиналась с Дня Середины Лета, первого дня года. Хоть она и была невысокого роста, её голос, казалось, разносился по всему кругу. Под пение она танцевала вокруг Монумента, касаясь деревянных столбов, проходя сквозь узкие проёмы между ними. Бейз слушал как заворожённый. Она пела о лете, осени и зиме. Наконец она подошла к весне, времени года, которое его и интересовало. Он ждал в напряжении, и вот она запела:
Через сорок восемь дней от Весеннего Равнопутья олени идут на север, к холмам,
На два дня раньше, если весна хороша, на два дня позже, если погода плоха.
На этом она остановилась.
— Я всё понял, кроме «чего-то там» дней, — с досадой сказал Бейз.
— Сорок восемь?
— Я тоже не понял, — сказал Хан.
— Сорок восемь дней это четыре недели скотоводов, — сказала Джойа. Хана это устроило, но Бейз всё ещё пребывал в досадном неведении. Ответ был у него в руках, но он не мог его понять.
— Я могу упростить для тебя, — сказала Джойа Бейзу. — Сорок восьмой день от Весеннего Обряда наступит через пять дней. Поскольку сейчас засуха, а это очень плохая погода, мы должны добавить еще два дня, получается семь.
Бейз всё ещё был в замешательстве.
— У нас нет таких слов для чисел, — сказал он. Это сводило с ума. У неё были нужные ему сведения, но они не могли объясниться.
— Показать тебе, как считать на пальцах? — терпеливо спросила Джойа.
Бейз кивнул. Он знал, что скотоводы так и считали, используя пальцы рук, ног и другие части тела. Лесовикам это умение, казалось, никогда не было нужно, но теперь вдруг понадобилось ему.
— Дай мне свои руки. Сожми их в кулаки, легонько. — Она выпрямила его большой и четыре других пальца на левой руке, затем добавила два пальца на правой. Касаясь их по очереди, она говорила: — Завтра. Следующий день. День после него. Ещё день. Ещё день. Ещё день. И затем… — Удерживая седьмой палец, она сказала: — В этот день вы охотитесь.
Бейз повторил её слова. Затем он показал руки Феллу и сказал:
— Ты запомни это на случай, если я вдруг забуду или напутаю, — и снова повторил сказанное Джойей.
Фелл сложил так же свои руки и повторил слова. Затем он сказал:
— Я запомню.
Они были в восторге. Они получили ответ на свой вопрос. Их поход всё-таки не был неудачным.
— И ещё одно, — сказала Джойа. — Солнце и луна не капризны. Они всегда восходят и заходят, когда мы этого ждём, но звери и растения не так надёжны. Моя дата для оленей, скорее всего, верна, но она не так несомненна, как завтрашний восход.
Бейз понял. Олень может приходить на водопой каждую ночь в течение недели, а потом, в ту ночь, когда ты устроишь засаду, чтобы его убить, он не появится. Он был готов к разочарованию.
— Я благодарю тебя, жрица Джойа, и всё моё племя благодарит тебя тоже, — сказал он.
— Желаю вам удачи, — ответила Джойа.
*
В ту ночь Су умерла.
Элло пришла и разбудила остальных жриц ещё до рассвета, но никому не позволила помочь ей омыть тело для сожжения. Она плакала не переставая, безутешно.
Жрицы сложили погребальный костёр внутри овала. На рассвете шестеро из них, сплетя руки в живые носилки, перенесли тело из хижины к костру и уложили Су головой на восток, пока все пели песнь Богу Солнца.
Элло поднесла факел к костру.
Затем они застыли в торжественном молчании. Джойа с тревогой думала о том, что их ждёт. Су была Верховной Жрицей всё то время, что Джойа провела здесь, почти десять зим. Её смерть может привести к большим переменам. Самым главным и для Джойи, и для людей Великой Равнины было сохранить для будущих поколений знание о счёте дней года. Это важно было обеспечить, кем бы ни стала новая Верховная Жрица. Будет это Джойа, Элло или кто-то другой. Чем больше они знали, тем лучше могли справляться с бедами, что посылала им жизнь.
Многие жрицы плакали, глядя, как поднимается дым и пламя пожирает тело. Когда над горизонтом показался краешек солнца, жрицы запели новую песнь, прося духа ветра сберечь прах Верховной Жрицы. Вскоре почти ничего не осталось, и солнце взошло. Похороны окончились.
Элло, всё ещё плача, вернулась в свою хижину. Остальные пошли в большое прямоугольное строение, служившее столовой. Послушницы выставили копчёную свинину и салат из листьев звездчатки. Все сели на пол, чтобы поесть и обсудить, кто должен стать следующей Верховной Жрицей.
Молодые жрицы поддерживали Джойю. Другие тактично замечали, что Верховной Жрице нужна мудрость, приходящая с годами. Самые смиренные считали, что следует исполнить предсмертную волю Су.
Тут вошёл Сефт. Разговор затих, и все посмотрели на Джойю. Они знали, что Сефт мужчина её сестры, а также глава Умельцев.
— Я попросила Сефта прийти сюда сегодня утром по особой причине, — сказала Джойа. — Если после долгого обсуждения вы решите просить меня стать Верховной Жрицей, моей целью станет перестройка Монумента из камня. Если я не смогу этого сделать, я не захочу быть Верховной Жрицей.
Она сделала паузу, давая им осмыслить сказанное.
— Десять лет назад Далло убедил нас, что это невозможно, — продолжила она. — Но Сефт не Далло, и мы с ним считаем, что построить каменный Монумент вполне возможно. Если хотите, мы расскажем вам почему.